16. Поездка в Ново-Николаевск (Новосибирск).

После возвращения из Иерусалима жить прежней жизнью я уже не мог. Коммерцией я тяготился давно, а теперь и вовсе она для меня по-теряла всякий смысл. Чтение книг тоже перестало быть актуальным, так как наиболее важные концептуальные знания я уже получил. Не-обходимо было сменить среду обитания, где можно было бы прило-жить свои силы, соответствующие моему новому мироощущению.
В это время горняки Анджеро-Судженска перекрыли Трансиб. Бо-лее реального противостояния ельцинскому режиму в стране я нигде не видел, и само собой пришло решение ехать к ним, чтобы своими глазами наблюдать борьбу и по мере сил оказывать протестующим свою помощь. Жена одобрила моё решение, взяв на себя руководство трактиром.
Дело оставалось за малым. Сначала я хотел отблагодарить своего брата Артёма за устроенную мне поездку на Святую Землю. Зная, что он тяготится своим холостяцким положением, я уже давно приглядел для него одну деревенскую девчонку, которая тоже была одинокой. На всё про всё ушёл месяц, и 31 мая они уже стояли под венцом в Кужен-кинской церкви, что находится на трассе Москва - Санкт-Петербург у поворота на Бологое. А через день, 2 июня, загрузив всё необходимое в свою старенькую "Волгу" пикап, я уже ехал на восток страны.
За четыре дня без приключений и единой поломки я добрался до Омска. Светлое время суток я ехал, а когда начинало темнеть, то сво-рачивал в какой-нибудь близлежащий лесок и, откинув сиденье, спал прямо в машине. Из вынесенных впечатлений от путешествия своей красотой мне запомнились Нижний Новгород, Татария и Урал. Ниж-ний Новгород стоит на слиянии Волги и Оки, и когда через мост про-езжаешь в старую часть города, где на возвышенности красуется Ни-жегородский Кремль, то взору открывается поразительный вид на бес-крайнюю водную гладь с чудными островами. Дорога по Татарии идёт вдоль Волги и на всём протяжении пути тянутся бесконечные ухоженные поля и пашни. Как ни тяжело положение в сельском хозяй-стве страны, но везде, где я проезжал земля обрабатывалась и хлеб се-ялся. Так что вражеская пропаганда зачастую представляет дела хуже, чем они есть на самом деле.
Но и, конечно, очень красивы Уральские горы. Затяжные подъё-мы сменяют длинные спуски, а по обеим сторонам дороги возвыша-ются голые утесы и дикий таёжный лес. Не выдержав жары я искупал-ся в одной из многочисленных горных речушек.
Казахстан ничем не запомнился кроме пекла и бесконечных уны-лых степей.
За Омском асфальтированная дорога кончилась, и из-за сгустив-шихся сумерек и отсутствия предупреждающего дорожного знака я на всей скорости вылетел на свежеотсыпанную грунтовую дорогу и чуть не перевернулся. Дальше пошли поломки и двое суток я ремонтиро-вался и ночевал у одного доброхотного парня сибиряка, который пере-оборудовал свой личный дом под придорожную гостиницу. Участли-вость сибиряков в чужой беде поражала, - почти безвозмездно он во-зил меня на своей "Газели" за запчастями в Каинск, и потом два дня помогал устранять неисправности.
На седьмые сутки ночью я наконец въехал в Новосибирск. У ма-шины почти не работали тормоза, из-за плохого отжима сцепления с трудом включались передачи и через каждые 2-3 километра приходи-лось вручную подкачивать бензин из-за неисправности топливного на-соса. С трудом по ночному городу я доехал до гостиницы "Новоси-бирск", находящейся напротив железнодорожного вокзала, и до утра заночевал в машине. Двигаться дальше на неисправном автомобиле не имело смысла, и я решил снять частную квартиру в столице Сибири и искать в ней своих единомышленников, чтобы уже в дальнейшем вме-сте принимать решения и действовать.
В тот же день я снял комнату за 500 рублей в месяц в районе Берё-зовой рощи и, отремонтировав машину, уже через два дня был на пат-риотическом митинге в Академическом городке. Там я познакомился с человеком, состоящим в ДПА (движение в поддержку армии) Льва Рохлина, который дал мне адрес офиса своей организации.
Во главе оппозиционной организации стоял Игорь Всеволодович Колодезенко, который под своё крыло взял всех недовольных сущест-вующей властью: и Трудовую Россию Анпилова, и ДПА Льва Рохлина, приходили к нему молодые лимоновцы и члены РНЕ Баркашёва. В непримиримой вражде партия Колодезенко находилась только к КПРФ Зюганова, которого считали предателем и соглашате-лем.
Представившись Игорю Всеволодовичу, я выразил готовность на добровольных началах поработать в его партии. В любой сфере нужны бескорыстные преданные делу работники и очень скоро мы с ним до-вольно-таки сильно сблизились.
Располагая неограниченным свободным временем и личным авто-транспортом, я выполнял очень многие его поручения: разносил по домам газеты, расклеивал листовки о готовящихся митингах и демон-страциях, развозил лозунги и транспаранты к местам сбора протес-тующих.
2 июля я с ним и ещё с двумя товарищами на моей машине поеха-ли в Анджеро-Судженск. Игорь Всеволодович намеревался согласо-вать с шахтёрами вопрос о совместных действиях.
По прибытии на место мы сразу направились в профком, в кото-ром находился штаб забастовочного комитета. Приняли нас хорошо, - забастовщики очень нуждались, чтобы в стране ещё кто-то поддержал их подобными акциями. В это время в Москве воркутинские шахтёры пикетировали Белый дом, и если бы их поддержали люди других про-фессий, то правительству пришлось бы либо уйти в отставку, либо ме-нять свой экономический курс. Вот где было непочатое поле деятель-ности для оппозиционера Зюганова. Против оставшихся без поддерж-ки шахтёров, ельцинский режим вёл грязную информационную войну, действуя методами подкупа и запугивания против активистов забас-товочного движения.
Игорь Всеволодович обещал шахтёрам в знак солидарности сила-ми своей организации перекрыть железнодорожные ветки в городе Новосибирске. Он вёл у забастовщиков довольно-таки кипучую дея-тельность, участвуя во всех заседаниях и планёрках, на которые съез-жались делегации от трудовых коллективов всего Кузбаса. В свобод-ное время он лично составлял донесения о состоянии дел на месте и рассылал их по факсу во все концы страны. Особенно Игорь Всеволо-дович старался выйти на Льва Рохлина, чтобы от него лично получить указания. Но на работе в Государственной Думе генерала не было, молчал и его домашний телефон. В надежде дозвониться до Рохлина пришлось остаться на ночь. Мы тогда ещё не знали, что все наши по-пытки выйти на связь с генералом бесполезны, так как в эту самую ночь наёмные убийцы его убили на даче.
Теперь надо рассказать о самой забастовке и забастовщиках. Без сомнения они были очень серьёзными людьми, способными если не на всё, то на очень многое. Специфика их работы, связанная с постоянной опасностью, выработала в шахтёрах прекрасные человеческие качест-ва: взаимовыручку, ответственность, самоуважение и чувство юмора. Они выгодно отличались организованностью и послушанием своим выборным вожакам от прочих недовольных слоёв населения.
Чтобы не лишить возможности передвижения по стране простой народ, шахтёры перекрыли движение по Трансибу только грузовых эшелонов. У железнодорожного полотна они разместили палаточный городок, в котором круглосуточно дежурили забастовщики. Они же осуществляли контроль за движением по железной дороге. Поэтому если железнодорожникам нужно было срочно пропустить какой-нибудь химический или взрывоопасный груз, то прежде они согласо-вывали этот вопрос с забастовочным комитетом. Таким образом забас-товочный комитет как бы стал вторым центром власти, без которого официальная власть не могла решить вопрос проезда по железной до-роге.
Надо вспомнить, что именно шахтёрские забастовки в своё время свалили коммунистическое правительство Рыжкова. Тогда демократы не плохо поработали с забастовщиками, пообещав им экономические свободы и сказочные заработки, на которые те купились. Но придя к власти демократы наоборот стали уничтожать угольную отрасль, за-крывая, как они говорили, не конкурентоспособные шахты. В Анд-жеро-Судженске, например, по рекомендации американских специа-листов была затоплена новая шахта, а её современное оборудование разрезали на металлом. Бесперспективным стал весь город с его насе-лением. Шахтёры оказались нагло обманутыми демократами, на спи-нах которых те во многом въехали в Кремль. Естественно, что осознав это, шахтёры пошли на попятную и теперь горели желанием скинуть демократов. Центральное телевидение сознательно врало, когда гово-рило, что их забастовка носит чисто экономический характер, мол вы-плати зарплату за добытый уголь и всё успокоится. Я видел своими глазами, что забастовщики горели желанием отправить в отставку просионистское правительство Черномырдина. Они прекрасно разби-рались в политической обстановке и понимали, что происходит в стране. Отовсюду им присылали всевозможную патриотическую ли-тературу от партийных организаций разной политической направлен-ности от коммунистов до националистов РНЕ. В кабинете забастовоч-ного комитета целыми стопками лежала их пропагандистские изда-ния. Знали они что власть в стране захватили сионисты, а в прави-тельстве сидят одни жиды. Поэтому как минимум они требовали сме-ны экономического курса. Сами же забастовщики придерживались со-ветских коммунистических взглядов и убеждений. Можно сказать ими правила ностальгия по недавнему советскому прошлому, которое при коммунистах казалось им несправедливым.
Главное почему не возможна была победа их забастовки, - это от-сутствие в них религиозного понимания жизни. Я пытался с ними го-ворить на эту тему, но видел, что мои слова падают на неподготовлен-ную почву и поэтому ограничился только моральной их поддержкой и наблюдениями.
На пути к победе они сделали только первый знакомый им шаг. Но для выигрыша пассивного сидения на рельсах было явно недоста-точно. Абсолютное большинство населения страны одобрило их ре-шительный поступок, который был как глоток свежего воздуха в спёр-той атмосфере болота ельцинского режима. Я видел радостные при-ветствия пассажиров проходящих поездов, которые они слали жите-лям палаточного городка. Располагая такой народной поддержкой, им надо было делать второй шаг и переходить к другим формам борьбы, то есть выходить за рамки правил, внутри которых они проводили свою акцию. Что я имею в виду? Прежде всего это формирование па-раллельных структур власти и переподчинение им государственных организаций. Такие действия назвались бы конституционным перево-ротом и непременно вызвали бы силовое противодействие режима. Но только на этом пути они могли бы добиться победы. Однако забас-товщики для ведения подобной борьбы не имели ни способностей, ни силы духа.
Здесь раскрылась и недееспособная сущность КПРФ Зюганова. Если бы он был настоящим оппонентом либералам и в действительно-сти стремился бы к захвату власти в стране, то не возглавить такую решительную забастовку он не имел права. Однако ни одного его представителя в забастовочном комитете не было и сам лично ни с кем из активистов забастовки он на связь не выходил. Вместо них там постоянно увивались какие-то провокаторы и самозванные профсоюз-ные лидеры, которые стремились увести забастовку в сторону. Но на-до отдать должное шахтёрам, - ни под чьё ярмо они не подклонились. Забастовка умерла сама собой по определению, так как не способный решительно идти до конца в своих действиях обязан рано или поздно проиграть. Конечно, они добились своих узких локальных целей: мо-жет быть им открыли новую шахту и стали больше и вовремя платить, чтобы в дальнейшем своим протестом они не причиняли головной бо-ли антинародному правительству. Но к смене курса экономической политики режима их борьба привести не могла.
Сионисты, которые имеют многовековой опыт подрывной антиго-сударственной деятельности, досконально изучили структуру земной власти и правила её функционирования. Поэтому захватив её, они уже наврятли кому её так просто отдадут. На этом деле, как говорится, они собаку съели. Теперь это по силам только Богу, так как после Его рас-пятия Он их главный оппонент. Но сила Христа имеет свойство прояв-ляться чудесно и моментально. Поэтому даже небольшой группе лю-дей, которая с полным основанием сможет сказать: "С нами Бог!", сотни лет не понадобиться, чтобы свергнуть сионистов с русской зем-ли.
В принципе власти у них и нет. Мистическим образом она про-должает оставаться у царей созидавших Россию и у покровительство-вавшей им Пресвятой Богородице. Именно поэтому жиды стремятся всячески ослабить земную власть, разложив её на ветви (исполнитель-ную, законодательную и судебную), чтобы иметь возможность грабить и губить страну не созданную ими. Народу же для опьянения они по-стоянно вводят яд разложения и растления, главным образом через СМИ, околдовав его ничего не значащими магическими понятиями типа: демократия, рынок, свобода, выборы и прочее, чего реально не было и нет у народа. В земном плане у нас сейчас власть безвластия. Поэтому для возвращения законной земной власти русским необходи-мо всенародное покаяние. Тогда Господь совершит чудо и явит нам Царя, с приходом которого жидовское иго над Россией закончится.
Русский народ по Божьему изволению сделан отличным от других народов. То, что для американца или китайца есть самовыражение, для русского человека считается крайним проявлением эгоизма. Его непо-бедимая сила может проявиться только в коллективно организованном механизме, служащем общей цели. Возникновение Римской Империи можно объяснить только тем, что Рим был наследником протославян-ской культуры этрусков. Римская армия была непобедима прежде все-го своей дисциплиной и организованными действиями в строю, перед которыми личная доблесть отдельного воина становилась как ничто. Коллективизм как имперскому народу свойственен и русским. Только высокая цель и осознание себя частицей механизма, служащего дос-тижению этой цели, способны вдохновить русского на победные дей-ствия.
Своего слова Игорь Всеволодович сдержать не смог и никакого перекрытия железной дороги в Новосибирске не произошло, так как он не обладал для этого организационными возможностями. Во мно-гом он был виноват сам. Ранее на волне недовольства ему удавалось собирать огромные многочисленные митинги и пикеты с палаточными городками, которые не приносили реальных результатов. Поэтому на-род разочаровался в таких методах борьбы и все менее был склонен к подобным сборищам. И вскоре цель уже немногочисленных митингов свелась лишь к произнесению популистских речей их организаторов, главным из которых и был Колодезенко.
Чтобы стала ясна моя позиция по этому вопросу я хочу процити-ровать партизана Великой Отечественной войны Петра Вершигору о подполье на Житомирщине: "Во всех районах Житомира существуют подпольные группы, усиливается антинемецкая агитация, но настоя-щей борьбы с немцами, борьбы с оружием в руках, никто не ведёт. Люди гибнут за то, что выпускают листовки, слушают радио. Часто связные подполья, бродящие из одного города в другой, попадают в руки немцев и тоже кончают жизнь на виселице. … Я долго не мог по-нять в чём тут дело: почему в начале 1943 года подпольная борьба на житомирщине приняла такую архаичную нецелесообразную форму? Зачем нужна эта безпредметная агитация, когда движение требовало не подымать народ, а просто идти впереди народа с оружием в руках? Советских людей агитировать против немцев, пожалуй, и не надо бы-ло, немца же не сагитируешь никакими прокломациями. Самой луч-шей агитацией в эти дни мы считали автомат, гранату, мину на шоссе или железной дороге. А вот выступить с оружием в руках, организо-вать отряды в этих местах не решился почти никто".
Одно дело осознавать цель, другое быть готовым пойти на муче-ничество ради её достижения. Палестинцы - мусульмане, которые как мы не имеют истинного Бога, и те предпочитают борьбу и даже акт самоубийства, чем в униженном состоянии существовать под жидов-ским ярмом.
Но лидер, способный повести за собой страну, у нас ещё не объя-вился, так как народ, находящийся в полудрёмном расслабленном со-стоянии, пока не способен принять и отстоять его. Как известно враг силён не своей силою, а нашей слабостью. Для того ему и отдана вся земная сила, чтобы мы могли проявить силу духа и победить верою.
У Игоря Всеволодовича были прекрасные человеческие данные, необходимые ему как лидеру и руководителю. Он был смел, прост, неподкупен и не жаден до материальных благ. Эти качества не позво-ляли ему пробиваться к власти любой ценой. Но власть он любил и очень хотел её. Но у него был один страшный недостаток, который все результаты его борьбы сводил к нулю. Он не верил в Бога.
В жизни он придерживался коллективистской советской социаль-ной концепции, а по внутренним убеждениям считал себя славянином - язычником. Не имея чёткой конкретной идеи, работу свою он вёл навалом, беря под своё крыло всю разношерстную недовольную пуб-лику , - лишь бы народу побольше было. Естественно, что такой ви-негрет не способен настойчиво добиваться единых целей и, проведя совместно один - два митинга, они все разбегались по своим партий-ным углам. И Игорю Всеволодовичу с несколькими лично ему пре-данными активистами приходилось снова начинать свою агитацион-ную деятельность. И так по кругу много раз: от поражения к пораже-нию от разочарования к новому разочарованию. Как -то в порыве бес-силия он сказал мне:
- Дайте вы мне свои силы, чтобы я мог осуществить задуманное. -До этого я ему постоянно рассказывал о православной вере, о не-
обходимости покаяния и борьбы с личными грехами, без чего не воз-можна победа над сионистами. Однако к церкви он относился с пре-дубеждением всё из-за тех же попов, которых в своей массе считал не порядочными людьми. К тому же личная гордость не позволяла ему подклоняться под чьё-либо ярмо. Видя какие правила сложились в со-временном Православии, он думал, что верующий человек должен добровольно отдать свою духовную свободу попам. И по этому вопро-су я разъяснил ему правильную церковную позицию, а именно, что духовная свобода отдаётся только Богу, и только потому она может быть воистину свободной, что освобождается Им от рабства греха. Но Игорь Всеволодович был уже взрослым сложившимся человеком, и трагизм его положения заключался в том, что ему уже тяжело было менять свои взгляды и ломать привычный образ жизни.

Общаясь в оппозиционных и церковных кругах Ново-Николаевска (Новосибирска), я иногда рассказывал заинтересованным людям о своей поездке в Иерусалим и о виденном мною благодатном огне. При этом в глазах людей я наблюдал живой и неподдельный ин-терес. И как-то само собой пришло решение записать всё на бумагу в виде рассказа, тем более, что в таком ракурсе о схождении огня до ме-ня ещё никто не писал.
Купив печатную машинку, за несколько дней я исполнил задуман-ное. Затем на ксероксе размножил рассказ до нескольких экземпляров, чтобы давать его читать своим знакомым.
Во время второй нашей с Колодезенко поездки в Анджеро-Судженск один из экземпляров лежал у меня в машине, и от нечего делать он взял его почитать. Неожиданно для меня он сказал:
- Саша, у тебя не плохо получилось. У нас многие корреспонден-ты, окончившие журфак, не могут двух слов связать. А ты горячо и со знанием дела пишешь. Если хочешь я познакомлю тебя с редактором нашей партийной газеты Копцевым Станиславом Петровичем, может быть он согласится это напечатать. Да тем более если ты ему дашь де-нег на выпуск тиража, то наверняка согласится. -
Через несколько дней по возвращении он действительно нас по-знакомил. Это произошло в офисе, куда Станислав Петрович зашёл за передовицей, которые, как правило, писал сам Колодезенко.
Главный редактор "Русской Сибири" оказался очень доброжела-тельным и любящим своё профессиональное дело человеком. Он взял мою статью, дал свой адрес и пригласил зайти к нему домой.
Жил он на первом этаже пятиэтажной хрущёвки в однокомнат-ной квартире вместе со своей женой. Комната была заставлена боль-шим количеством книг, журнальных и газетных подшивок. На столе стоял компьютер, на котором он верстал номера своих газет. Тут же Станислав Петрович показал мне как он это делает.
Мы разговорились. Оказывается он с женой первым в городе на-чал заниматься коммерческим распространением патриотической ли-тературы. Это было в своё время их семейным делом. И сейчас остат-ки не распроданных газет и журналов у него хранились в квартире и в подвале, куда он меня сводил.
Станислав Петрович очень многое знал из подноготной жизни местной новосибирской власти и умел очень интересно рассказывать исторические городские события.
Моя статья ему понравилась, но раскусил он её, как он сказал, не сразу, а только со второго раза. На кухне за чашкой чая речь у нас за-шла о моём видении Православия, которое для него оказалось откро-вением. Объяснив ему почему в России не возможен возврат к комму-низму, он сразу же предложил мне написать статью на эту тему. Так появилась моя вторая статья в его газете с названием "О грядущем Русском Православном Царстве". Потом под заказ я написал ещё не-сколько статей.

Газета "Русская Сибирь" не была официальной газетой. Она издава-лась и читалась оппозиционно настроенными к ельцинскому ре-
жиму людьми. Тираж её был не большой, всего 5000 экземпляров, и для того, чтобы он выходил за стены новосибирской типографии каж-дый раз надо было доставать около 2000 рублей или около 300 долла-ров по тому курсу. Газета распространялась бесплатно, поэтому в роли спонсоров, как правило, выступали директора предприятий - лично знакомые Колодезенко и разделяющие его политические взгляды, или патриотически настроенные коммерсанты.
У "Русской Сибири" не было чёткой идеологической направлен-ности. Она не любила сионистов и коммунистов - зюгановцев, кото-рых было полно в областной и городской администрациях Новоси-бирска, и не благовидные дела которых Колодезенко вскрывал на её страницах.
После распечатки тиража мы бесплатно разносили газеты по до-мам в заранее намеченных районах города. Как правило они выбира-лись вблизи от мест предстоящих митингов и служили агитирующим материалом. Так же предпочтение отдавалось военным гарнизонам и крупным промышленным предприятиям, где проводимые демократа-ми реформы остановили производство, что вызывало большое недо-вольство рабочих. К ним относились: Бердская бригада ВДВ, новоси-бирский гарнизон, электродный завод, где изготавливались углерод-ные стержни для атомных реакторов.
Как и вся страна Сибирь жестоко пострадала от демократиче-ских преобразований. Но благодаря природным качествам её жителей атмосфера межчеловеческих отношений сохранилась в ней гораздо здоровее, чем в Центральной России. Эту разительную перемену я по-чувствовал сразу как только въехал в Омск. Омичи приятно удивили меня своим спокойствием, доброжелательством и основательностью. По моим наблюдениям вообще всем сибирякам присущи такие качест-ва как: здравомыслие, тактичность, достоинство, самоуважение, серь-ёзность и простота. За всё время своего пребывания у них я ни разу не видел в общественных местах пьяных или обколотых глумарей, кото-рых полно на улицах Москвы или Твери. Даже бандиты, внешний вид которых однотипичен для всей страны, здесь не выделялись вызы-вающим поведением. А простые граждане, в свою очередь, не выказы-вали перед ними никакого страха или заискивания. И здесь на рынках было полно торговцев с Кавказа и Средней Азии, но своих условий они здесь не ставят и пальцев не гнут. Чёрные прекрасно улавливают окружающую общественную атмосферу, и понимают, где им это по-зволено, а где для них это может быть чревато. Складывалось впечат-ление, что вся Сибирь - это одна большая семья. И хотя жизнь и раз-вела её членов по разным квартирам, но семейные узы они все равно сумели сохранить. Я думаю не случайно под Москвой именно сибиря-кам Бог дал честь впервые учинить погром немецким ордам.
Новосибирск - город мировой науки. В советские времена ново-сибирский академгородок проводил фундаментальные научные иссле-дования и разработки во многих областях космической, радиоэлек-тронной, ядерной и других технологий, благодаря которым Советский Союз стал непобедимой в военном отношении страной. Теперь многие его корпуса закрылись из-за нехватки денег, другие превратились в коммерческие барахолки. При чём в этот негативный процесс влились некоторые бывшие его научные работники, главным образом еврей-ской национальности, что среди остальной славянской части кадров вызвало подъём антисемитизма. Я там встречался с людьми буквально одержимыми борьбой с демократической гидрой. Как люди науки они блистали знаниями о враге и могли часами рассказывать о жидомасон-ском заговоре или о теории управления толпой. Но в отличии от со-ветских безбожных времён сейчас знания, не растворённые верою во Всемогущего Бога, не могли и уже никогда не смогут принести победу над магическою силою дьявола.
Довелось мне пообщаться и с новосибирским подразделением РНЕ, которое возглавлял действующий офицер городской милиции, не афишировавший свою внепрофессиональную деятельность. РНЕшни-ки в борьбе с сионизмом уповали на свою организованность, дисцип-лину и русский национальный дух. В подвальном помещении где на-ходилась их штаб-квартира, я прочитал им лекцию о благодатном ог-не и на прощание подарил два ящика православной литературы, кото-рую привёз с собой из дома. Они произвели на меня впечатление лю-дей, которым интересно поиграться в войну с некоторыми её привле-кательными атрибутами: красивой военной формой, импозантной строевой выправкой, мужественным приветствием друг друга со вски-дыванием рук. Дай Бог чтобы и в реальной боевой обстановке они смогли бы себя проявить в той же мере.
Дома у Копцева я познакомился с молодым человеком, который был одет в непонятную самодельную форму чёрного цвета. Им оказал-ся Сабуров Константин - начальник православной дружины при храме во имя Святого Александра Невского. Меня сразу подкупила в нём убедительная категоричность его мышления и нежелание угодить или лично понравиться кому бы то ни было. Про таких людей говорят, что в голове у них царь, а в сердце Бог. Оказывается Костя прочёл мою статью, и чтобы познакомиться со мною, - с её автором, - он пришёл к Станиславу Петровичу разузнать обо мне. Мы разговорились и я сразу почувствовал в нём своего единомышленника.
История города Ново-Николаевска (Новосибирска) насчитывает около 100 лет. Он возник в царствование Царя Николая 2-го на месте пересечения строящейся Транссибирской железнодорожной магистра-ли и реки Оби, и до революции назывался в честь царя - основателя Ново-Николаевск. Храм Александра Невского был одним из первых капитальных строений города, заложенных самим Царём.
Во времена Советской власти в храме размещались мастерские, а в алтаре безбожники специально устроили отхожее место. Так что при его восстановлении пришлось срывать несколько метров осквернён-ной земли и завозить новую. В 1998 году, когда я находился в Ново-Николаевске, храм уже был восстановлен и в нём в полную силу шли службы. Рядом с ним велось строительство крестильни.
Выше по Красному проспекту в сторону центра города метрах в 300-х от храма находится недавно восстановленная часовня Николая Чудотворца. Место, на котором она стоит считается центром или пу-пом России, так как от него до западных и восточных её границ при-мерно одинаковое расстояние.
Костина дружина состояла из молодых православных парней. В обычные дни они посменно несли дежурство возле храма, а в большие церковные праздники, когда по центру города шли крестные ходы с участием священства, - они организовывали оцепление и следили за порядком. Все дружинники по настоянию Константина самостоятель-но изготовили и носили однотипную военную форму с православной боевой символикой.
Часто во время дежурства мы сиживали в его сторожевой будке, находящейся рядом с храмом, и вели беседы о положении дел в церкви и государстве.
Костя был разносторонне грамотным человеком, - в советское время он закончил мореходное училище, но работать по специально-сти не пришлось. Грянула Горбачевская перестройка и по велению души он профессионально занялся политикой. Наши истории с ним во многом схожи. Как и я поначалу Константин поверил в добрые наме-рения демократов и активно помогал их приходу к власти на сибир-ской земле. "Госпожа" Новодворская часто находила приют в его квартире, когда приезжала на демократические митинги в Ново-Николаевск. Но Господь своими чудными путями раскрыл ему глаза и привёл к Себе. Осознав коварный обман сионистов, теперь он всеми силами души боролся с теми, кому недавно пособствовал и помогал.

Мне импонировало, что Константин не взирал на личности, а твёрдо действовал опираясь на внутреннюю убеждённость, как откры-вал ему Бог. Хорошо разбираясь в религиозных вопросах, он без оби-няков высказывал священнослужителям их ошибки, если замечал та-ковые. Не стеснялся он с ними вести дискуссии и по спорным вопро-сам взаимоотношений церкви и государства. Если к храму приближал-ся подвыпивший мужчина или через чур вычурно одетая женщина, то Костя моментально вставал у них на пути и тактично объяснял, поче-му в данный момент они не могут попасть внутрь храма. Пока Костя работал в храме, в нём соблюдался установленный от древности поря-док, - к причастию первыми подходили только мужчины, а женщины стояли в стороне и следили за тем, чтобы самый последний не оказал-ся позади их.
Пока дружинники Константина следили за порядком в храме, благодать видимым образом обитала в его стенах. Имея за плечами опыт церковного общения, я видел, что здесь храм наполнен реальной религиозной жизнью, а не являет собой пустое красочно разрисован-ное в христианском стиле здание. И это наполнение происходило за счёт правильной и активной позиции всего лишь одного человека - начальника православной дружины Сабурова Константина.
Большое значение Костя придавал агитации и пропаганде. На свои незначительные деньги и деньги жертвователей он бесплатно распространял аудио и видеозаписи военно-патриотического и рели-гиозного содержания, которые и на меня производили сильное впечат-ление.

В отличии от Игоря Всеволодовича Костя не был всеяден. Пони-мая, что раскусить сионистов по зубам только убеждённым верующим православным людям, так как на их стороне вся полнота истины, он не стремился к бездумному количественному увеличению своей дружи-ны, и не шёл на сознательное сближение с теми же коммунистами или РНЕшниками. Наоборот, дружинники, не выдерживающие высокой морально-нравственной атмосферы коллектива, сами уходили с рабо-ты. Борьба за чистоту рядов велась им непрерывно, так как праведная жизнь полна искушений и дьявол постоянно строил свои козни.
Костя работал на своём месте и, находясь рядом с ним, я приоб-ретал драгоценный опыт политической борьбы. Для меня скорее важ-ны были не какие-то его практические поучительные действия, а сам факт существования таких людей как он. Если такие люди есть, то по-ражение уже не может считаться неизбежным. Хотя, глядя вокруг, то-гда казалось, что не возможно пробить ни одной бреши в построенной сионистами на нашей земле виртуальном здании оболванивания.
Вместе с Константином я изготавливал хоругви для будущих крестных ходов, пару раз посетил с ним занятия по русскому руко-пашному бою, и один раз участвовал в кулачном бою стенка на стен-ку.
Это произошло во время какого-то городского праздника. В цен-тре города в лесопарке собралась православная молодёжь. Сначала прямо среди отдыхающей публики выступали ансамбли русской на-родной самодеятельности с песнями и плясками. Потом со всеми же-лающими проводили показательные бои умельцы рукопашного боя в русских национальных одеждах. В заключении всех: и смотрящих, и выступающих выстроили стенка на стенку, объяснили правила и дали команду к сближению. Уже через десять секунд обе стенки развали-лись и на поле боя возникли разрозненные кучки людей с азартом мо-лотящих друг друга по рёбрам. После этого праздника я месяц стонал, ворочаясь в кровати на отбитых боках. Но тогда всё было чудесно. По-сле боя, еле держась на ногах, мы выстроились в один большой круг и пустили по нему чарку с пивом, произнося каждый перед отпитием слово по велению души, главным образом за победу России и за ско-рейшую погибель её врагов.
Конечно, такие мероприятия имели замечательный воспитатель-ный эффект для возрождения боевого духа в народе. Но я видел, что ни пропаганда, ни крестные ходы, организованные официальной цер-ковью, ни митинги, ни забастовки и голодовки не приносили абсолют-но никакого вреда ельцинскому режиму. Весь русский православный народ как будто попал в заколдованный круг, очерченный вокруг него окультными стратегами сионизма, выйти за пределы которого ни у ко-го не хватало сил. Все эти годы демократии Чечня без страха носилась с автоматами и воевала против русских. На территории самой России шла криминальная война с большими людскими потерями за сволоч-ной барахольный интерес. Но за семь лет оккупационного режима ли-берал-демократов ни у одной группы русских патриотично настроен-ных людей, включая военных, не хватило смелости и сил по мужски с оружием в руках высказать своё мнение относительно творящегося в стране беспредела. События 1993 года в счёт идти не могли, так как тогда были внутренние разборки оставшейся не у дел коммунистиче-ской номенклатуры со своими же более молодыми и беспринципными товарищами. А народ, как всегда, при драке господ оказался крайним и за всё платил своей кровью.
На примере своего бывшего товарища по бизнесу рыжего Вален-тина, который был жидёнком, я прекрасно понимал, что призывать к совести людей, сознательно служащих злу, бессмысленно. Кодекс ев-рея в СССР учил их быть бесстыдными и нахальными при достижении своих эгоистических целей захвата власти в государстве. Таким обра-зом они сами сделали невозможным диалог с ними. Религиозная и патриотическая пропаганда тоже не приносила ожидаемого результа-та в расколдовывании русского населения. Люди в глубине души и так осознавали, что над ними как над подопытными животными проводят очередной эксперимент, но противиться силе обстоятельств они не имели сил.
Оставалось только одно средство борьбы, - опираясь исключи-тельно на одного Господа Бога брать быка за рога своими собствен-ными руками, и действовать в соответствии со своими возможностями и способностями. Уж по крайней мере в этом направлении стоило бы поработать решившимся идти до конца в деле спасения Родины лю-дям, чем организовывать бесконечные и бесполезные митинги. Я веду речь о вооружённом мятеже с дальнейшей перспективой его перерас-тания в восстание.
На эту тему я завёл речь с Игорем Всеволодовичем, полагая, что на начальном этапе мятежа в Новосибирске вполне хватило бы и три-дцати человек. Но с его стороны прозвучал категорический отказ. Он даже изменился в лице от моих слов, произнеся:
- Саша, на моих руках уже однажды умирал молодой парень. Больше никогда в жизни я не хочу, чтобы это повторилось. -
Пролитие крови для него было табу. И это говорил человек не обременённый религиозными догмами. Что тогда можно было ожи-дать от верующих людей, замороченных официальной церковной по-литикой всепрощения и подчинения земным властям.
В порыве бессилия я решил жечь по ночам огромные уличные рекламные плакаты, заполнившие все наши города. С первой же по-пытки мне удалось осуществить задуманное, - вместе с таким же отча-янным парнем мы сожгли плакат на улице Селезнёва. Но уже к полуд-ню следующего дня ремонтной бригадой он был восстановлен и на нём красовалась та же реклама сигарет Dallas. В следующую ночь своим поведением мы вызвали подозрение у милицейского патруля и чуть не угодили в отделение милиции. Ночная борьба с неживыми предметами подавления народного сознания тоже не удавалась.
И так, за четыре месяца активной политической борьбы я узнал основное о реальном положении дел в этой области и дальнейшее мое пребывание вдали от дома перестало быть нужным. Ведь для дела со-всем не важно в каком месте будет брошен вызов сатанинской власти, важно, чтобы он состоялся.

17. Возвращение домой.

По приезде домой о моём возвращении к работе в трактире не могло быть и речи. Как того и следовало ожидать, дела в нём шли со-вершенно без всякой перспективы, - снимаемая с касса ежесуточная выручка сразу же уходила на закупку товара и на расчёт с рабочими, а небольшого остатка хватало лишь на посредственное житиё одной нашей семьи. То есть товарный запас был на нуле. Когда я уезжал из дома в Сибирь, то забрал с собой все деньги, необходимые для торго-вого оборота, которых уже тогда стало не хватать. Впрочем я надеял-ся, что в моём отсутствии чиновники не так будут донимать остав-шуюся вместо меня жену непроизводственными платежами. В прин-ципе оно так и случилось. Но дефолт августа 1998 года совершенно добил наше семейное дело, и мы не умирали только потому, что наша смерть была невыгодна самими кровососам-налоговикам.
Раньше закупленного на оптовых складах Твери товара на сумму около 7000 долларов нам хватало не более чем на две недели работы. Для этого приходилось гонять туда грузовой фургон на базе ЗИЛ-130. Теперь на своём легковом УАЗике мы с женой ездили в Волочёк и закупали не более десяти ящиков пива, несколько упаковок лимонада и ещё кое-какой мелочи всего на сумму в 100 долларов. Если раньше в вагончике не хватало полок, чтобы в одном экземпляре выставить весь ассортимент товара, то теперь в новом только что отстроенном здании трактира прилавок светился своей пустотой, как в закатный период Горбачёвской перестройки. Лишь за спинной кассира стояло несколь-ко бутылок пива и лимонада. Впрочем ассортимент обедов и выпечки нисколько не уменьшился, и поредевшие клиенты из шоферов - даль-нобойщиков ничего не потеряли в этом плане.
Не желая дальше развивать своё дело, я совершенно потерял страх перед налоговой инспекцией. Если бы в то время они решили меня закрыть, я бы от сожаления не моргнул даже глазом. Как-то их -работники на месте решили устроить проверку моего заведения, по старой памяти за счёт штрафов надеясь хорошо поживиться. Но когда они подошли к прилавку, то он их встретил пустыми полками. В недо-умении они несколько минут стояли и соображали что им предпринять в данном случае. Потом так и не став нас проверять, они ушли по дру-гим сельским торговым точкам. Нищие мы оказались им не нужны. Видимо у этих людей аморальной профессии проснулась совесть, или скорее всего они просто не захотели меня совсем терять как налого-плательщика. Даже главный налоговый инспектор района, моя старая знакомая Наталья Алексеевна, - поменяла свою политику в отноше-нии нас и убедительно просила мою тёщу, работающую у меня бух-галтером, не закрывать заведение. Даже если в случае у нас вдруг не хватило бы денег на текущие налоговые платежи, то она милостиво согласилась бы подождать, когда они появятся.

18. О милиции.

Теперь пришло время продолжить рассказ о милиционере Вла-димире Тощеве, о котором я писал в шестой главе.
У меня был свой автокран "Ивановец", который я купил в Твери когда вёл большой объём строительных работ. После моего отъезда из дома он в основном простаивал без дела и жена время от времени его кому-нибудь давала не прокат, впрочем ни с кого за это деньги не бра-ла. Обратился к ней с аналогичной просьбой и Тощев, как он объяс-нил для строительства бани. При этом наш крановщик ему был не ну-жен, у них на посёлке Бельский жил свой, услугами которого он поль-зовался. Жена разрешила им взять кран и они несколько раз в течении месяца его забирали. Но перед самым моим приездом пьяный вдугаря крановщик пригнал машину с вывернутой стрелой и порванными тро-сами. При чём когда он её парковал, то задел рядом стоящий ЗИЛ-130 и погнул ему бампер. Сказав, что за всё рассчитается Тощев, кранов-щик ушёл домой. Но Тощев по этому делу ни разу не появился у нас и не объяснил в чём дело, наверное, полагая, что если он работает в ми-лиции, то с него не может быть никакого спроса. Мои рабочие, из ко-торых некоторые жили вместе с Тощевым в посёлке Бельский, мне сказали, что он вовсе не строил себе баню, а вырывал моим краном железнодорожные подъездные пути к Бельскому карьеру, на котором при коммунистах добывалась щебёнка и промытый строительный пе-сок. Сворованные таким образом рельсы Тощев отправлял в Санкт-Петербургский порт для последующей продажи в Швецию. Человек, призванный стоять на страже закона и порядка, на глазах у земляков без всякого стеснения открыто занимался воровством, граничащем с экономической диверсией.
Смог бы ли Тощев заниматься такими гнусными делами, если бы на его работе в вышневолоцкой милиции царил дух порядочности? Подобное притягивается к подобному, а Тощев в ней работал уже бо-лее восьми лет. А чтобы у читателей не сложилось мнение, что данный факт был случайным эпизодом в его карьере, я расскажу о других слу-чаях нашего с ним контакта и с милицией вообще.
Как законопослушному гражданину в молодости мне иметь дела с милицией не приходилось. С органами правопорядка я был знаком через советский кинематограф и, естественно, испытывал к ним чувст-во страха и уважения. Впервые я столкнулся с милицией после опи-санного выше конфликта с тестем. В больницу ко мне пришёл участ-ковый, чтобы составить протокол о случившемся. Заводить уголовное дело я не собирался, и если бы он сам не пришёл ко мне, то и обра-щаться в милицию я бы не стал. Но раз по процедуре ему нужно было провести допрос, то я поинтересовался, будет ли проводиться рассле-дование, так как справедливо считал, что тесть меня хотел умышленно убить, и что я чудом избежал смерти. На это участковый мне сказал, что ответчик уже отпущен домой и уголовное дело заводиться не бу-дет, так как он в своих показаниях заявляет, что я хотел его задушить.
- Вот если бы он тебя убил, - сказал мне на прощание участко-вый, - тогда бы мы завели уголовное дело.
Как известно, любой нормальный человек нуждается в справед-ливости. В глубине души его циничные слова меня возмутили, но идти против рожна я не стал, - у меня не было ни желания, ни свободного времени заниматься этим, так как в случившемся в какой-то мере сам себя считал виноватым.
Менее чем через год у себя в квартире тесть умер своей смертью. Пошёл в туалет по нужде и неожиданно скончался. Вызванной брига-де скорой помощи пришлось ломать дверь в уборную, но их помощь ему уже была не нужна.
В жизни тесть был убеждённым атеистом. Но по рассказам моего сына в то время дедушка вдруг заинтересовался религиозной литера-турой, которую он приобрёл и стал часто читать.
Только сам человек до конца знает внутренние мотивы своих по-ступков, другие о них могут лишь догадываться.
Пока с нанесёнными мне тестем ранами я лежал в московской больнице, в деревне за моим домом присматривал сельский парень, - Серёга Воронов, работавший в совхозе трактористом. Вся его работа заключалась в том, чтобы два раза в день покормить моих курей. Че-рез неделю я вернулся домой, и жизнь вернулась в своё прежнее рус-ло.
Каждую неделю на тракторе я ездил мыться в баню, которая на-ходилась за шесть километров от дома в посёлке Академический. И вот как-то вечером я возвращаюсь из неё и вижу, что мой дом вскрыт. Я сразу проверил вещи, - украли ручную электропилу "Парма" и пе-реносной сварочный аппарат, которым мне дал попользоваться один из сельских мужиков. Сразу же мелькнула догадка кто это мог сделать, но не пойман - не вор, - идти качать к нему права не имела смысла, всё равно не признается.
На следующий день приходит ко мне в гости подвыпивший не-знакомый мне молодой человек, который жил по соседству с Серёгой Вороновым и начинает мне рассказывать каким образом влезли в мой дом и что у меня украли. Что-то не поделив с Серёгой он решил его сдать и при этом даже объяснил в каких местах хранятся украденные вещи.
На другой день я завёл трактор и поехал к Тощеву, который тогда был нашим участковым. Выслушав мой рассказ, он, потирая от удо-вольствия руки, сам написал от моего имени заявление. Но на этом для меня всё дело и закончилось. Вероятно, явившись с заявлением к Воронову, Тощев сразу взял у него откупные, чтобы не заводить уго-ловное дело. Других причин почему он начал меня избегать я не нахо-жу. Я не мог застать его ни дома, ни на работе, - его жена мне сказала, что он где-то пьянствует, а где не известно. Когда я понял, что Тощев меня кинул, то поехал вместе с гостившим у меня дядькой Анатолием Ефимовичем на тракторе на одно из красномайских предприятий, где находился украденный сварочный аппарат. Как раз был выходной и мы не стесняясь среди бела дня вытащили его из цеха через окно и по-грузили в тракторную телегу. По приезду домой я сразу вернул аппа-рат хозяину, а то он уже начал подумывать что я сам его украл. А пилу "Парму" из-за потерянного времени найти так и не удалось.
Через некоторое время я повстречал Тощева возле милиции. Сна-чала он сделал вид, что не замечает меня, а когда я подошёл к нему, то он объяснил причину своего поступка:
- Анатолий Иванович ( председатель нашего сельсовета) сказал что ты нехороший человек, Саша, поэтому я ничего делать для тебя не стал. -
Весьма сильный аргумент для работника правоохранительных органов.

Когда я был у него на допросе по поводу сворованного зерна со склада в совхозе Боровно ( глава 6 ), то Тощев поинтересовался, что это за вагончик стоит у меня на участке возле дома. Я ему объяснил, что вместе с Кодяевым собираюсь открыть кафешку на трассе и таким образом подымать экономику района. С перекошенным от презрения лицом он спросил:
- Ты что ли? -
В его понимании тогда я был недостойным человеком, так как не входил в тесный номенклатурный круг руководящих работников. Но дальнейшая жизнь показала способности каждого. Трое из четве-рых руководителей близлежащих предприятий, с которыми Тощев был в тесных взаимоотношениях ( совместные пьянки ), за годы реформ обанкротились. И лишь один, который по серьёзному отнёсся к моему предпринимательскому начинанию, сумел на плаву удержать своё предприятие.

В очередной раз "удовольствие" от общения с Тощевым я полу-чил вскоре после открытия трактира. В это время Валентин ушёл в очередной запой и вместо него ночью барменом работал молодой пар-нишка Серёга, дачник с Москвы. Утром я встал и пошёл его менять. Серёга почему-то сидел на улице. Он мне объяснил, что внутри на ра-бочем месте ему быть страшно, так как там находятся какие-то два мента, которые всю ночь пьянствовали и измывались над ним: бес-платно пили и ели, били его рукояткой пистолета по шее.
Когда я вошёл в вагончик, то нашёл в нём большой беспорядок. Из посетителей там было только два человека: Тощев в гражданской одежде и маленький щуплый белобрысый мент с посёлка Красный Май, одетый в форму. Оба они были в чрезмерном подпитии, а по ли-цу Тощева было видно, что он невменяем и находится в состоянии бессознательной агрессии. Как только я вошёл, маленький мент от-крыл стойку и, схватив меня за рукав, повёл на кухню. Там ничего не объяснив он начал со всей силы бить меня кулаком под дых. Всем своим видом он показывал: вот видишь, я в форме и поэтому буду де-лать с тобой всё что захочу, не смотря на мой малый рост и физиче-скую немощь. При каждом ударе мент снизу вверх заглядывал мне в лицо, надеясь увидеть в нём испуг и страдания. В его глазах блестел огонёк психически ненормального человека. Думаю ради таких счаст-ливых минут он и одел ментовскую форму. В удары он вкладывал всю свою ненависть к не обделённой как он Богом полноценной части че-ловечества.
Еле от него отвязавшись, я тоже вышел из вагончика и стал ожидать на улице когда они уйдут. Вскоре за ними пришла машина и они уехали.
Вечером того же дня Тощев заслал к нам обеспокоенных гонцов, чтобы они узнали не натворил ли он чего опасного в трактире. Они просили от его имени не сообщать в милицию о его проделках.
Ещё раз подобный первому случай произошёл у меня с Тоще-вым через год летом 1994 года. Ночью в трактире у меня барменом ра-ботал сельский парень Толик, а на кухне ему помогало два человека, - муж с женой, - недавно переехавшие из шахтёрской Воркуты к нам в деревню. За вагончиком у меня находилось складское помещение, где хранился товар и там же я прятал вырученные деньги. Как-то вечером я пересчитывал их и в это время неожиданно вошёл Толик, чтобы взять в запас на ночь кое-какого товара. По его глазам я понял, что он обратил пристальное внимание на моё занятие, но не придал этому особое значение.
Утром я встаю и вижу, что дверь в склад приоткрыта, - кто-то подобрал ключ к замку и вскрыл его. Проверяю, - денег на месте нет. Я сразу захожу в вагончик, там всё как обычно. И Толик и его помощ-ники сразу начинают отпираться, что ничего, мол, не знают и ничего не видели. Кончилась их смена и они спокойно разошлись по домам. Пропало где-то 4,5 млн. неденаминированных рублей, в то время сумма для меня значительная. То, что это сделали в сговоре мои рабо-чие сомнений быть не могло, но у меня не было рычага, чтобы заста-вить их признаться. С цыганской крышей я только расстался, а с редь-кинскими ещё не завёл знакомство, да и пользоваться их услугами для решения внутренних вопросов я не стал бы, потом дороже обошлось бы. Рука сама потянулась к телефону и, позабыв прошлое, я набрал домашний номер телефона Тощева. Через полчаса он уже был у меня. Мы с ним объехали на машине моих рабочих и отвезли их в милицию. Там в кабинете он учинил им перекрёстный допрос, протоколируя его на бумаге. Дав понять, что в моём отсутствии они быстрее признают-ся, он отпустил меня домой.
Дальше всё повторилось в точности как было в первый раз. Ра-бочие как ни в чём не бывало вечером заступили на смену, пояснив мне, что за неимением к ним претензий, Тощев отпустил их по домам. Я стал названивать ему, чтобы узнать каков итог допроса, но ровно неделю ни дома, ни на работе он не показывался, и никто не мог мне сказать где его искать Через неделю с опухшим от пьянки лицом он появился на работе, где за прогулы ему объявили выговор. По выясне-нии я узнал, что всё это время Тощев зависал на блатхате и, вероятно, пропивал полученные от моих ответчиков украденные деньги, кото-рые они ему отдали в замен на обещание не заводить на них уголовное дело.
На этот раз он мне объяснять вообще ничего не стал, сделав вид что ничего не произошло. И моя жалоба на него в шестой отдел не возымела действие, - там только развели руками, - как говорится, - корпоративное братство в действии, - с цыганами мы тебе помогли, а наших, извини, трогать не можем.
После случая с краном чаша моего терпения переполнилась и я решил на Тощева написать жалобу в тверскую прокуратуру. Тем бо-лее, что неожиданно появился ещё один компрометирующий его ма-териал.
Соседка моей жены в посёлке Боровно приторговывала на дому спиртным. Об этом узнали другие нелегальные торговцы и предложи-ли ей платить им за это дань. Она естественно им отказала. Тогда с их стороны посыпались угрозы о физической расправе. Вскоре неожи-данно к ней домой нагрянули с обыском Тощев с новым участковым Куликовым и изъяли без протокола у неё весь спирт. Я расследовал это дело и оказалось, что те торговцы в связке с Тощевым и Кулико-вым монополизировали всю неофициальную торговлю на дому по на-шему сельскому округу, которая, как правило, велась с частных квар-тир. Они торговали, а менты за мзду закрывали их конкурентов, если те отказывались платить им дань.
Больше всего меня поразили в этом деле злодейские взаимоот-ношения между земляками, которые все родились и выросли в одном посёлке. А так же алчность и продажность ментов. Таким образом, они милиционерами назывались уже чисто номинально, а по своей сути были обыкновенными бандитами
Кроме того Тощев с Куликовым взяли себе за обыкновение пи-таться в моём трактире, забывая при этом рассчитываться..
Все эти проделки Тощева и Куликова я подробно описал в своей жалобе и направил её по инстанции в тверскую прокуратуру.
Вскоре из Твери ко мне домой приехал проверяющий. Все из-ложенные мною факты подтвердились: рельсов на подъездных путях не было, люди, находящиеся в одной банде с Тощевым и Куликовым нашлись и мои бармены случаи неоплаты ими съеденных обедов под-твердили. Однако для возбуждения уголовного дела как всегда не хва-тало малого: у рельсов оказывается не нашлось хозяина и они числи-лись бесхозными, вымогатели отрицали свою связь с ментами, а за не-оплаченные обеды надо было сразу составлять протоколы с понятыми и кассовыми чеками. По поведению и тону разговора прокурорского работника я видел, что он не сомневается в моей правоте, но при су-ществующей ныне практики юриспруденции, он ничем не мог мне по-мочь. Вручив мне бумагу, что в результате расследования указанные в жалобе факты не подтвердились, он уехал обратно в Тверь. Куликова с Тощевым даже не понизили в должности.
Раз система не пожелала очиститься от подобных людей, раз их поступки не вызвали у неё неприятие, значит её нынешний костяк со-стоит из работников с такими же низкими морально-нравственными качествами. Бесспорно, в милиции сейчас могут работать и кристально чистые люди, но погоды они не делают, и рано или поздно крими-нальная составляющая органов отторгнет их от себя. Тощев является не исключением, а характерным лицом современных правоохрани-тельных органов в демократической России. Чтобы у читателя не сло-жилось превратного впечатление будто из-за него я вообще обозлился на весь белый свет и на милицию в частности, опишу общеизвестные факты положения дел с законностью в городе Вышнем Волочке, ко-торое я уверен ничем не отличается от состояния дел в этой области в общероссийском масштабе.
Я уже описывал в восьмой главе, что Владимир Викторович Волгин начальник отдела по борьбе с организованной преступностью меня лично инструктировал каким бандитам мне лучше платить дань, что само по себе, если смотреть не предвзято, является абсурдом.
До правления демократов Вышний Волочёк был знаменит свои-ми текстильными фабриками. Но за годы реформ фабрики позакрыва-лись и некоторая часть женского населения, пользуясь выгодным трассовым положением города, переквалифицировалась в проститут-ки. Если в вечернее или ночное время подъезжать к городу на машине, то во многих местах в свете фар можно видеть многочисленные группки молоденьких жриц любви, опекаемых сутенёрами и сутенёр-шами. Действуют они совершенно открыто никого и ничего не боясь, так как ответственные за порядок менты сами пользуются их секс ус-лугами. Сутенёры пытались распространить свой сервис и на мой трактир, но я запретил им это делать. Тогда своих ночных бабочек они стали располагать снаружи здания и чуть в стороне, чтобы не терять выгодную для них точку. Я заснял на видеокамеру навязчивое поведе-ние проституток и написал заявление в милицию, чтобы они приняли меры. Но оно было проигнорировано ими.
Чрезмерное засилье рынков страны азербайджанскими мигран-тами есть общеизвестный факт. В Вышнем Волочке это особенно бро-сается в глаза. Почти что вся торговля на рынке взята ими под кон-троль. Кроме этого мусульмане с Кавказа занимаются распростране-нием наркотиков среди русской молодёжи, угоном автомобилей, раз-ливом самопальной водки. Общеизвестны даже места, где они произ-водят и бутилируют отравленное зельё. В неведении только находятся правоохранительные органы. Однако мне от самих ментов известно кто из них опекает преступную деятельность азербайджанцев и кто в паспортном столе помогает им получать прописки.
Как известно, рыба гниёт с головы. Что говорить о морально-нравственном состоянии рядовых работниках милиции, если старый начальник РУВД вместе со своим сыном снимали проституток в кафе "Придорожное" и объезжали на своём "Москвиче"-каблучке частные торговые точки, собирая с них дань товаром.
Буквально все виды организованной преступности, совершаемой на систематической основе, были и находятся под контролем правоох-ранительных органов и приносят материальный доход её опекунам.
Теперь мы подошли к историко-филосовскому вопросу: откуда взялась вся эта накипь и почему хвалёная советская милиция так бы-стро переродилась в банду общегосударственных масштабов.
Когда я начал заниматься бизнесом меня не только как законо-послушного гражданина волновала криминальная ситуация в стране, но она непосредственно меня касалась. Я не понимал почему милиция вдруг перестала справляться с бандитизмом и преступность. Ситуация тогда во многом казалась мне искусственной, - достаточно сверху бы-ло дать команду: "Уничтожить" и в течении максимум месяца вопрос был бы решён.
Но с течением времени, особенно, когда я начал воцерковляться и изучать нашу российскую историю, я стал понимать, что этот вопрос не так прост. Его можно рассматривать только в контексте учения свя-тых отцов о человеческом грехе и знания различных эпох в истории Российского государства. Сейчас я попробую изложить свою точку зрения по этому вопросу.
В до петровской Руси никаких специальных органов внутренне-го правопорядка не существовало. Русь в то время жила общинами на основе самоуправления. Законность и порядок в них поддерживались самими членами общины без указок сверху, так как самоуправление заставляет граждан быть активными и инициативными. Разделённое на сословие население страны объединялось общей идеей служения Царю и государству: бояре и дворяне составляли царёво войско, а кре-стьяне обеспечивали их всем необходимым для жизни и ведения вой-ны. Церковь же назидала и прививала народу высоконравственные идеалы. Расследование и суд по бытовым преступлениям и тяжбам, как правило, вершил барин. Поэтому тюрем, в том виде в каком они существуют сейчас, не было. Функции мест заключения для отдель-ных государственных преступников исполняли монастыри. Кроме того в то время широко распространён был церковный суд, накладывавший на провинившегося анафему или епитимью. Чтобы провести расследо-вание и наказать человека тогда не нужна была армия судей, следова-телей, конвоиров, прокуроров, адвокатов. Суд и наказание вершились быстро и максимум справедливо, так как они учитывали интересы по-терпевшей стороны и были гуманны, в правильном понимании этого слова, по отношению к преступнику.
При воцарении династии Романовых дворянское сословие доби-лось незаслуженных привилегий за счёт крестьян. Царским указом оно освобождалось от военной службы, получив возможность бездельни-чать и наживаться. Крестьяне же кроме своих повинностей теперь должны были тянуть и воинскую службу. Из-за такой несправедливо-сти стали вспыхивать крестьянские войны: Болотникова, Степана Ра-зина, Емельяна Пугачева. По самоуправлению крестьянской общины был нанесён сильный удар. Царь Пётр Первый, чтобы не потерять контроль над сильно недовольным его реформами народом, вынужден был заменить народное самоуправление казённой государственной властью по западноевропейскому образцу за счёт разрастания чинов-ничьего аппарата. Он впервые у нас ввёл институт полиции и прокура-туры. Царица Екатерина Вторая, переписывавшаяся с вольнодумцем Вольтером, дала толчок системному строительству тюрем, наиболее знаменитые из которых до сих пор это Бутырка в Москве и Кресты в Санкт-Петербурге. Эти факты полностью развенчивают домыслы о якобы рабском по сравнению с европейцами менталитете русского на-рода.
Если в до петровской Руси преступности на нашей земле вовсе не отводилось места под солнцем, то теперь в просвещённой западным гуманизмом России начали складываться паритетные взаимоотноше-ния между зарождающимися правоохранительными органами и пре-ступным миром. По отношению друг к другу никто из них не первичен и не вторичен, они одновременный продукт слепого копирования за-падного общественного устройства. Теперь существование огромной армии прокуроров, судей, следователей, адвокатов, конвоиров, охран-ников могло быть оправдано наличием противостоящей ей не меньшей армии преступников. И те, и другие прекрасно себя чувствуют на шее народа, и могут там сидеть до тех пор, пока их оттуда силой не скинут.
Если раньше абсурдность такого положения вещей сглаживали православное самосознание людей и социалистическая законность, то при сионодемократах она вылезла наружу. Объявленные ими вне за-кона морально-нравственные ограничения выявили взаимный эконо-мический и политический интерес ментов и преступников, многие из которых заняли самые высокие посты в государстве.
В последнее время стали за ненужностью откидываться все ус-ловности и почти весь частный бизнес пошёл под "крышу" к находя-щимся на государственной службе ментам и ФСБшникам. Раздутые до абсурда органы внутренних дел сами сознательно плодят преступ-ность, давая немыслимые сроки за незначительные правонарушения людям, которые потеряли источники существования своих семей из-за проводимой демократами политики. И менты, и преступники нажива-ются от преступной деятельности, и те, и другие прекрасно себя чув-ствуют в рамках правового поля. Если помечтать и представить себе, что народ самостоятельно решил бы покончить с организованной пре-ступностью, то кто бы стал мешать ему это делать? Правильно, госу-дарственный орган, стоящий на охране правопорядка. Таким образом сам собою напрашивается вывод: чтобы искоренить преступность сна-чала надо убрать опекающий его орган, который по природе своего происхождения реформе не подлежит.

19.Подготовка к вооружённому мятежу.

По возвращении домой я осознанно жил предчувствием своего скорого открытого выступления против существующих порядков в стране. Конкретного плана действий у меня не было и как должно бы-ло это произойти я тоже себе не представлял, однако стал делать все свои дела в этом направлении.
Продолжая через переписку поддерживать контакт с Костей Са-буровым, я сделал около пятнадцати транспарантов православного со-держания для митингов и крестных ходов, и перед новым годом ещё раз съездил к нему в Ново-Николаевск на десять дней.
Вернулся в Москву я как раз в новогоднюю ночь с осознанием того, что без оглядки на кого-либо должен действовать самостоятель-но. В это время у меня появилась какая-то внутренняя собранность и спокойствие души. Наверное такое же чувство появляется у людей, которые внутри себя уже приняли окончательное решение по долго мучившему их вопросу. Несколько дней к ряду меня не покидала даже во сне Иисусова молитва и появилось обострённое духовное чутьё. По поступкам и интонации голоса я легко определял нравственное со-стояние человека.
Несколько раз по велению души я уходил в заваленный снегом ночной лес для совершения молитв и чтения Псалтири. Там выбрав чащобу поглуше, я разжигал костёр из молодых засохших елей и воз-ле него молился. Лес своими ночными звуками и шорохами наводил на меня страхование, от которых временами немело тело и по спине пробегали мурашки. Сама природа обучала меня преодолевать ма-ленькие ужасы, чтобы потом в будущем суметь преодолеть большие.
Поначалу я хотел заниматься в Вышнем Волочке тем же, чем Костя Сабуров занимался в Ново-Николаевске. Но дело не заладилось: во-первых не хватало средств, во-вторых Волочёк в той же степени не был промышленным и научным центром что и Ново-Николаевск, и народ в нём гораздо меньше интересовался политикой.
Но всё же своих единомышленников в городе я нашёл среди от-ставных военных. Их я прощупывал на готовность участвовать вместе со мной в вооружённом мятеже. Внешне выразили своё согласие и не-которые мои работники, занимавшиеся охраной трактира.
У меня было два варианта как раздобыть в большом количестве автоматическое оружие: либо продать свой трактир и купить его на вырученные деньги, либо взять его в РУВД. От Джамиля я узнал, что там хранится 50 пистолетов, 40 автоматов АКСУ, две винтовки ОСВД, гранатомёты, патроны. На начальный период хватило бы, что-бы в дальнейшем сделать попытку овладеть военными складами.
Кроме проблем с людьми и оружием необходимо было опреде-литься с конкретным днём и часом проведения акции. При чём пере-носить дату было бы не желательно, так как подобные вещи расшаты-вают дисциплину, привнося в неё элемент необязательности. Да и от-кладывать дело на слишком отдалённую перспективу мне было никак нельзя, чтобы не обмирщиться и не превратиться в неудачника.
Я видел, что по причине разлагающей пропаганды СМИ, сде-лать даже одно небольшое, но единомысленное и боеспособное под-разделение не представляется возможным, и поэтому на свой страх и риск проблему его создания хотел решить силовым способом уже в процессе самой акции. Это так называемая проблема заградительных отрядов, на которые я сейчас выскажу своё мнение.
Вопрос: можно ли человека силой понуждать делать добро, - от-носится к категории морально-нравственных. Вражеская пропаганда разоружила нас, вдолбив нам в голову мысль об однозначной пороч-ности любых насильственных действий, совершаемых над личностью. И самым главным их союзником является трусость запуганного ими населения.
Очень многие люди осознают греховность своих некоторых бы-товых привычек таких, как, скажем, курение, но не у многих хватает мужества и воли противостоять им. Оказав им помощь в преодолении этого зла, мы насилуем не их волю, а их безволие. Заградительные от-ряды во время Великой Отечественной войны сыграли огромную роль в победе над врагом. Так как все люди по своим боевым качествам разные: кто-то посмелее, кто-то потрусливее, - то отсутствие возмож-ности отступления подбивало всех одинаково на инициативную и по-бедоносную борьбу с врагом. Когда же в результате этих мер войска заражались победоносным духом, то надобность в заградительных от-рядах отпала и в 1944 году они были отменены. Такие же порядки бы-ли установлены и в непобедимой римской армии, когда за бегство од-ного с поля боя казнился весь десяток. Мы русские, как наследники Римского Имперского духа, не имеем права отвергать очевидные вещи в области поддержания военной дисциплины. Именно потому так и злобствуют современные демократы на заградительные отряды, что те в своё время нам позволили ускорить победу над фашистами. В конце концов эти меры приводили к значительному уменьшению наших по-терь. Люди, связанные общим делом, пусть даже и насильственно, все-гда являются союзниками. Здесь не надо разделять тех кто непосред-ственно воюет и тех кто стоит за их спинами, - и те, и другие делают одинаково трудное и ответственное дело для достижения победы. Дух куётся через воздействие на плоть, а не наоборот. Этому служит и на-казание ребёнка в семье за неправильное поведение, и дисциплинар-ный устав в армии, и понуждение труса поступать смело.
С целью попытаться продать трактир в конце января 1999 года я поехал в Москву. Там об этом я дал объявление в газете "Из рук в ру-ки". То было время, когда августовским 1998 года дефолтом еврейские банкиры резко обесценили материальные ценности и недвижимость в России. Поэтому многие в панике хотели от них избавиться. Газеты пестрели объявлениями о продажах, а покупающих почти не было. В строительство своего трактира я вложил около 0,5млн. долларов, но продажную цену назначил в 350 тыс. долларов. Однако в процессе торгов был готов уступить и за 150-200 тысяч. Неделю я просидел в московской квартире матери в ожидании звонков от заинтересованных клиентов. Но ни одного звонка не последовало. И поэтому я решил ос-тановиться на втором варианте. К тому же при покупке большой пар-тии оружия существовала большая вероятность засветиться на нём и тем самым провалить всё дело.
В феврале в Вышний Волочёк приехал Евгений Харламов. По-встречались мы в храме у священника Сергия Дикого. До этого мы уже были знакомы и после службы разговорились как старые прияте-ли.
Родом Евгений был из города Севска Брянской области. А к нам попал в результате женитьбы на жительнице Вышнего Волочка. Пока у них в семье шло всё хорошо, он работал сначала учителем в город-ской школе-интернате, потом перешёл работать в церковно-приходскую школу священника Сергия Дикого. Но когда жена, не до-вольная его активной религиозной жизнью, не согласилась с ним далее проживать, он сильно этим по человечески огорчённый вынужден был уехать к себе на родину
При себе Евгений постоянно носил Библию и всякую свободную минуту старался читать её. Насколько он был сведущ в Писаниях можно судить по такому примеру: когда я на память в разговоре при-водил какие-нибудь цитаты из Библии, он легко мог назвать номер их главы. Будучи горячо верующим человеком, свои религиозные убеж-дения он умело распространял и на жителей города, которые после его проповедей начинали ходить в церковь. Этому способствовал его лич-ный пример высоконравственного поведения в жизни.
В свои тридцать лет Евгений был очень физически крепким че-ловеком, и в компании с ним можно было себя уверенно чувствовать в любой обстановке. Но силой своей он никогда не кичился и всегда вёл себя скромно и спокойно.
Однако был в нём один недостаток, который в будущем во вре-мя нападения на РУВД решающим образом опрокинул всё наше меро-приятие. Временами Евгений терял над собой контроль и мог не впо-пад нести какую-нибудь несуразицу. Эту бесовщину в нём увидела и святая Любушка, приехавшая умирать из-под Ленинграда, где прожи-ла всю жизнь, в вышневолоцкий Казанский женский монастырь. Со слов Евгения во время службы в монастыре Любушка стояла перед ним, и когда он, предавшись мечтаниям, стал думать о чём-то посто-роннем, она повернулась и строго погрозила ему пальцем.
На этот раз в Вышний Волочёк Евгений приехал без определён-ной цели. То ли он хотел повидать своего сына, то ли хотел догово-риться с местным священством, чтобы они дали согласие на церков-ный развод его венчанного с женой брака. Но ни того, ни другого он не добился, - жена отказывалась ему показывать сына, а священники не разрешали разводиться, и он продолжал жить в городе, ночуя у сво-их знакомых. После короткого общения мы почувствовали друг в дру-ге единомышленников, и я предложил ему пожить у меня.
Мою идею о вооружённом нападении на РУВД Евгений под-держал и лично согласился принять в ней участие. С целью вовлече-ния в наше мероприятие ещё кого-нибудь мы проводили агитацию среди некоторых его знакомых в городе. Люди понимали трагичность сложившейся в стране ситуации и соглашались, что надо предприни-мать решительные меры для её выправления. Но на боевые действия с пролитием человеческой крови, при реальной опасности самому быть убитым, ни у кого не хватало силы духа.
Если бы нам удалось завербовать человек десять, то пожар, как минимум, в масштабе города можно было бы считать гарантирован-ным делом. Силами пяти человек это было бы возможно только при решительном настрое и удачно сложившихся обстоятельствах. Расчёт мы делали на способность больших масс людей заражаться общим на-строением. Толпа народа в отличии от конкретного человека легче поддаётся управлению, а осознание ими своей силы делает их агрес-сивными.
Вооружённый мятеж должен был протекать по заранее разрабо-танному плану. Захватив оружие, мы намеревались освободить заклю-чённых КПЗ, - это где-то около 70 человек и силой принудить их уча-ствовать в погроме здания ФСБ, в котором тоже находилось не мало оружия. Одновременно надо было начать погром и поджёг зданий су-да, МРЭО ГАИ, уличных торговых точек и магазинов, принадлежащих бандитам и одиозным фигурам города. Мы не без основания полагали, что население города не останется в стороне от проводимой экспро-приации. На первых порах в ночной суете власти просто не смогли бы разобраться в сути происходящего и поддались бы общей панике. Во время неразберихи планировалось собрать осведомлённый костяк мя-тежа и, вооружив их , уже действовать согласованно из одного штаба. Штаб можно было бы разместить в той же милиции или в здании об-ластной администрации. Далее требовалось перекрытие трассы Моск-ва - Санкт-Петербург и дать бой прибывающим из Твери частям ОМОНа, которые на лицо не видели бы перед собой конкретного про-тивника, что осложнило бы для них ведение боевых действий.
Вот примерный перечень планируемых действий:
1. Выступление по местному радио и телевидению с разъяснением целей и задач восстания.
2. Добровольно - принудительное формирование боевых дружин и отрядов.
3. Национализация топлива и продовольствия, конфискация междуго-роднего автотранспорта и грузов перевозимых на нём для нужд вос-стания.
4. Захват оружейных складов.
5. Публичные казни коррумпированных чиновников, бандитов, суте-нёров и связанных с ними работников милиции.
6. Выселение и отправка на родину азербайджанских мигрантов.
7. Создание мобильных мелких боевых групп для быстрого распро-странения восстания на соседние территории.
Все эти планы носили конкретно - абстрактный характер и слу-жили скорее руководством к действию в случае их удачного развития на начальном этапе. Из-за недостатка твёрдо-убеждённых готовых к бою людей мятеж мог сам прекратиться или быть подавлен на любой стадии. Однако в таком случае был важен не его успех, а сам преце-дент вооружённого выступления против власти, служащий поднятию национально-религиозного самосознания русского народа и раскачи-вающий ситуацию, при которой стали бы не возможны демократиче-ские формы правления государством.
На вооружении у меня имелись: автоматическое охотничье ружьё "Сайга", помповое ружьё ИЖ-81, незарегистрированная двустволка, пистолет ПМ и значительное количество для короткого боя боеприпа-сов к ним. Всё это оружие за взятки мне помогли приобрести сами ра-ботники милиции. Два раза я провёл в лесу учебные стрельбы с Евге-нием и работавшими у меня охранниками. Кроме того я приготовил более ста бутылок с зажигательной смесью для поджога вышепере-численных зданий и милицейской автотехники.
Мероприятие такого масштаба сохранить в абсолютной тайне не возможно. Утечка информации могла произойти от кого-нибудь из агитируемых нами людей. Поэтому конкретную дату выступления я никому не открывал до самого последнего момента. Своей же "кры-ше" майору Мусикаеву Джамилю о своих планах нападения на РУВД я поведал прямо в милиции в его рабочем кабинете. От него я узнал сведения конфиденциального характера, касающиеся внутренней службы дежурного отделения и милиции в целом, о количестве хра-нимого в РУВД оружия.
Мою идею он не одобрил, так как тоже не желал пролития чело-веческой крови. В своё время Джамиль стал невольным участником межнационального конфликта в Душанбе, когда в конце перестройки там к власти рвались таджикские националисты. Как татарин под раз-дачу попал и он и чуть было там не погиб. Приняв участие в боевых действиях, позже он всей семьёй был вынужден эмигрировать сюда, - в центр России, оставив в Душанбе свою квартиру. Теперь Джамиль восстанавливал потерянное, вкладывая всю душу в строительство личного дома и материальное обогащение своей семьи. Новые воору-жённые разборки помешали бы свершению его планов.
Понимая, что он по крайней мере не является моим союзником, я больше не заводил с ним разговор на эту тему, в дальнейшем делая вид что всё остаётся в стадии пожеланий, а не конкретных дел. После-дующий ход событий показал правильность такого подхода , - Джа-миль сообщил о нашем разговоре работникам шестого отдела, но там быстро не сообразили, посчитав мою затею несерьёзной. Если бы они хотя бы провели со мною упредительную беседу, то нападение было бы сорвано.
Дату нападения сам для себя я уже давно определил на 9 апреля, в ночь с пятницы на Великую Субботу, когда в Иерусалиме должен сходить благодатный огонь. За два дня 7 апреля я объявил её своим людям, и они сразу же пошли в отказ. Когда речь шла об абстрактной возможности нападения на ментовку, то это не вызывало у них чувст-во страха. Теперь же, когда надо было делать конкретное дело, было видно в какой сильной степени ими овладел испуг. Они и меня стали уговаривать отказаться от моей затеи. Однако их слова во мне породи-ли только чувство гнева. После того, как я сам уговаривал их идти на смертное дело, мой отказ выглядел бы как крайнее проявление трусо-сти. Я имел бы право пойти на попятную, если бы остался один. Но Евгений остался твёрд в своей готовности идти со мной до конца.
С одной стороны своим малодушием они поставили под сильное сомнение успех операции. А с другой я вдруг обрёл спокойствие, так как теперь мне не надо было полагаться в опасном деле на неуверен-ных в себе людей и отвечать за их жизни.
8 апреля в Чистый Четверг мы с Евгением, как положено в этот день затопили баню, которую только недавно мать поставила на своём участке, попарились и помылись в ней. Настроение было предпохо-ронное, как будто мы сами себя омывали перед положением во гроб. Ощущение близкой смерти я не чувствовал, но ум отказывался пони-мать как её можно миновать в нашем случае.
После бани зашли в вагончик к моим охранникам. Они ещё раз попытались отговорить нас от задуманного. Я их спросил:
- Вы чувствуете близость своей смерти ? -
Они ответили:
- Нет. -
Я сказал:
- И я не чувствую. Неожиданной смертью обычно умирают нерас-каянные грешники, к которым я себя не причисляю. Если мне суждено было бы скоро умереть, то думаю, Бог бы не скрыл этого от меня. Од-нако вы молчите , - в конце добавил я из опасения что в последний момент они могут проболтаться и сорвать операцию.
Охранники пообещали молчать. Неожиданно Евгений их спро-сил:
- Умеет ли кто из вас подстригать ? - и изобразил руками какая ему нужна стрижка, - получалось нечто похожее на стиль главного ге-роя из фильма "Командо", которого играл Арнольд Шварцнеггер.
Меня удивила и в очередной раз озадачила его явно неуместная просьба. Серьёзность момента не соответствовала его чисто ребяче-скому желанию. Волосы на голове у него и без того были короткие и я отговорил его делать стрижку.
Припомнилось как несколько дней назад я с ним сделал ночную ознакомительную поездку в милицию. Когда мы были уже около РУВД он спросил:
- А что мы будем говорить когда зайдём ? -
В интонации его голоса чувствовалась неуверенность.
- Говорить буду я, а ты просто смотри по сторонам и знакомься с обстановкой, - ответил я ему.
Дверь в РУВД не смотря на ночное время была не заперта. Мы преспокойно зашли в помещение и я спросил близстоящего за стеклом сержанта:
- Скажите, сегодня Мусикаев работает ? -
Не повернув ко мне лица, он как будто чего-то испугавшись, сделал шаг назад и скрылся от меня за занавеской. У пульта сидел по-жилой майор и разговаривал по телефону. Я громче повторил ему свой вопрос. Он повернул ко мне своё красное недоумённое лицо и, зажав трубку рукой, неправдоподобно подобострастно ответил, что сегодня не его смена. Я развернулся чтобы выйти на улицу и посмотрел на стоящего сзади Евгения, - его лицо было белым бело от страха, как будто прямо сейчас ему предстояло умереть.

20.Николай Дубровин.

Занимаясь поисками людей для воплощения в жизнь задуманной мною акции, я часто заезжал домой к Николаю Дубровину, жителю села Тубосс. С ним у меня произошли сильные разногласия по методу ведения войны против жидовской власти, суть которых мне необходи-мо поведать читателю. Но для начала мне надо рассказать о самом Ни-колае как о человеке.
Когда я уже воцерковлялся, одна из моих работниц мне сообщи-ла, что в селе Тубосс живёт верующий москвич, который хочет про-дать нам в трактир выращенную на своём огороде капусту. Я дал со-гласие и во время сделки мы с ним познакомились. Коля пригласил меня к себе домой и я с удовольствием принял его предложение. Он мне был интересен как человек, а также представлял интерес его опыт переселения из города в сельскую местность, так как я сам был пере-селенцем.
Село Тубосс находится в труднодоступной местности. Оно рас-положено на берегу двух озёр, а кругом раскинулись многочисленные непроходимые болота, соединённые протоками. С внешним миром се-ло соединено одной единственной отсыпанной песком дорогой, кото-рую после сильных дождей или весенней распутицы необходимо вос-станавливать, иначе она становится недоступной для легкового авто-транспорта.
В дореволюционное время Тубосс был богатым многолюдным селом где кипела жизнь. Его крестьяне разводили скот, сажали хлеб, растили фруктовые сады, занимались рыбной ловлей в прилежащих озёрах. В селе имелась своя маслобойка, мельница, кузница и прочие необходимые для самодостаточной жизни мануфактуры. Не далеко от Тубосса стоял женский монастырь. Когда крестьяне решили построить каменную церковь в селе, специально для неё они сделали кирпичный завод. По окончании строительства церкви завод закрыли за ненадоб-ностью. Жители Тубосса не стали производить кирпич для личных домов и сараев, не стали им мостить центральную улицу села, которая до сих пор в распутицу больше напоминает непроходимое болото. Та-ким образом крестьяне показали, что их предпочтения лежат в области вечного духа, а не в мещанской устроенности земного бытия. Запад-ному человеку подобное пренебрежение комфортом кажется варварст-вом, но на самом деле это другой, более тонкий и разумный подход к жизни. То, что русский природный человек обладал не худшими чем западный обыватель способностями в технических областях, служат доказательством эти самые сельские церкви, - довольно-таки сложные в архитектурном отношении сооружения.
После революции церковь наполовину разрушили. В результате проводимой в стране политики укрупнения колхозов и закрытия не-перспективных деревень, Тубосс обезлюдел и превратился в место па-ломничества рыбаков и охотников.
Колин дом находился в центре села. Жил он в нём всей семьёй: с женой и двумя сыновьями. Старшему Ивану тогда было 15 лет, млад-шему Петру 12. Была ещё старшая дочь, но она жила в Москве, где училась на художницу.
Николай со своими домочадцами встретил меня очень радушно. Как только я приехал они сразу принялись накрывать стол всем чем были богаты. Пока происходила ознакомительная суета, я рассматри-вал внутреннее убранство дома и самих хозяев.
Первое что бросалось в газа это их простота в общении. Но удивляли грязь и бардак царившие в доме. Не крашенные полы уже давно не подметались. По углам комнат и коридора валялись всякие инструменты и запчасти от авто и мототехники. На обеденном столе, сколоченном из досок, лежали обрывки старых газет, виднелись раз-воды от пролитой еды, валялись хлебные крошки. По углам стояли грязные обшарпанные диваны и кровати, не знающие чистого по-стельного белья. Нечто похожее бывало у меня, когда я только пере-ехал из Москвы в село Коломно. Но я то жил один, - сам себе готовил еду, стирал, ремонтировал технику, следил за скотиной и делал прочие дела по быту, и до уборки в доме у меня часто не доходили руки. И то до такой степени бардака я никогда дело не доводил. А тут жила целая семья, все здоровые, не пьющие и к тому же верующие.
Под стать убранству дома были и сами хозяева. Все они ходили в старой давно не стиранной рабочей одежде. За волосами на голове и бороде Николай совершенно не следил, и они у него торчали во все стороны как у лешего. Зимой Николай иногда по простоте и из чисто спортивного интереса выходил на улицу встречать меня с босыми но-гами, а отправляясь в Москву он одевал рваные заштопанные валенки и со стороны могло показаться что перед вами стоит опустившийся бич. Я сам не люблю изысканно модно одеваться, но такое откровен-ное пренебрежение правилами опрятности в одежде служило соблаз-ном для некоторых знающих его людей. С глазу на глаз они спраши-вали меня:
- Сань, чтобы быть православным я тоже должен босой ходить по снегу и одеваться в грязную одежду ? - имели в виду они Николая.
Но как собеседники Николай и его жена Евгения оказались очень интересными людьми. Оба они имели высшее образование и в отличии от меня уже давно пришли к вере.
Коля поведал мне свой путь в Православие. Когда Горбачёв на-чал проводить свою перестройку, то он уже тогда понимал суть про-исходящих в обществе процессов с позиции русской религиозности. В Сергиевом Посаде у него были единомышленники казаки, с которыми вместе он начинал борьбу с демократами и сионистами. Во главе каза-ков стоял атаман - отставной офицер советской армии Турухин Павел Киприянович. Казаки по своим убеждениям были горячими монархи-стами и не одобряли политику, проводимую в этой области высшими церковными властями во главе с Алексием Ридигером. По этой причи-не Николай разошёлся с казаками, и он мне пояснил своё решение та-кими словами: "Я должен был идти с казаками или остаться в церкви, и я выбрал второе". Позже Николай дал мне телефон и адрес Турухи-на, и я несколько раз к нему ездил в Сергиев Посад. В нём я нашёл близкого себе по убеждениям человека. Возрастом как и Николай он был старше меня лет на восемь. Кроме атаманской работы Павел Ки-приянович успешно занимался предпринимательством в той мере, в какой это возможно национально мыслящему человеку при сионист-ском правительстве.
Порвав с казаками, Николай уехал в глухую Тверскую деревню Тубосс, где уже давно купил себе дом. Здесь он, подражая героям пи-сателя Лескова, зажил жизнью крестьян позапрошлого века. Он по-строил вместительный сарай для скотины, а вместо крыши над ним возвёл стеклянную теплицу, чтобы теплом, исходящим от коров, обог-ревались растения. Он принципиально предпочитал лошадь трактору, не без основания считая её более выгодной на многих видах работ. Скотина его вела полудикий образ жизни, и вечерами Николай час-тенько бегал по лесным потаённым чащобам, чтобы на ночь загнать её в сарай.
Уйдя от мира он не держал дома ни радио, ни телевизора. Своих детей он обучал дома сам или это делала его жена по учебникам и книгам. Но ребята в отличии от отца тянулись к технике, и им было в удовольствие поковыряться и погонять на мотоцикле, на отцовском "Москвиче" или купленном им в совхозе гусеничном тракторе. В свои молодые годы в технике они разбирались лучше отца и вполне могли произвести капитальный ремонт двигателя.
Как с верующим и неординарным человеком мне было интерес-но с Николаем, и я часто в свободное время приезжал к нему домой для бесед, засиживаясь за чашкой чая далеко за темно. Он многое знал и меня увлекали его рассказы по религиозной истории, о духовном опыте подвижников благочестия, о жидах, захвативших власть в стра-не.
Позже вместе с ним мы организовали восстановительные рабо-ты в Тубосском храме, чтобы предохранить его от окончательного разрушения. Я завёз необходимые строительные материалы: щебень, песок, кирпич, цемент, доски; пригнал технику и своих рабочих. И в течении нескольких выходных мы вычищали её от хлама и мусора, а потом восстановили одну из полуразрушенных стен и зацементирова-ли полы.
Но со временем я заметил, что в Колиной семье не только нет мира, но даже идёт очень ожесточённая война. Видимым следствием этой войны как раз и был тот хаос и беспорядок, царивший в их доме. По каким-то внутренним причинам жена отказывалась признавать его главенство в семье, хотя такое поведение женщины в разрез шло с учением церкви. Дети в семейном конфликте зачастую придержива-лись стороны матери. Иногда одна, а иногда вместе с детьми она уез-жала от Николая домой в Москву, оставляя его одного в деревне.
Коля любил жену и не имел других способов призвать её к по-рядку, кроме как вести с ней бесконечные идеологические споры о том кто из них прав, а кто виноват. Для этой цели он даже вербовал батю-шек и духовных отцов. Но всё было бесполезно, - Евгения имела сво-его духовного отца в Москве, - настоятеля храма Николая Чудотворца в Пыжах священника Александра Шаргунова, который придерживался её стороны. Коля даже ездил к нему ругаться, считая, что он разбивает их семью. Страдая, Николай даже сделал попытку уйти в Иверский мужской монастырь, но там его не приняли.
На мой взгляд они оба были не правы, но большая вина лежала на главе семьи. Он имел право силой восстановить порядок, если жена отбивалась от рук и пыталась уйти из-под его влияния. Но из-за своей мягкотелости Коля не мог решиться на такой решительный поступок. Видя в нём отсутствие мужественности и дети начинали пренебрегать им выходя из-под его контроля. Это была его человеческая трагедия, попущенная Богом за его интилегентский мягкотелый подход к вере. Своим безволием он мучил себя, жену и своих детей.
В то время Николай горел ещё несколькими утопическими идеями. То он хотел возродить в отдельно взятом селе Тубосс жизнь по христианскому образцу, то мечтал организовать детский трудовой православный лагерь, то завербовать священника со стороны для ве-дения постоянных служб в полуразрушенном храме. Будучи тогда председателем совхоза, я поддавался его горячим устремлениям и по мере сил старался помогать ему. Но дела у него не шли, - максимум поработав с ним несколько дней, люди от него уходили. Однако в сво-их заблуждениях Коля был упорен, и он обвинил меня в отсутствии настойчивости. Вот примерно какой диалог произошёл у нас с ним, когда я пытался завербовать его в свою боевую дружину.
- Коля, ты спрятался в глухой деревне, смирившись с тем , что всю
инфраструктуру государства захватили наши враги по вере. Не
кажется ли тебе твой поступок неправильным? -
- Сань, мы отсюда начнём возрождение страны. Надо в право-славном духе воспитать молодёжь, а уж она, возмужав, пусть побеж-дает жидов. -
- А тебе не кажется, что на её воспитание просто не отведено времени, исторические процессы сейчас неимоверно ускорились? -
- Хватит времени. Я помню как мы считали что в 1991 году при-шёл конец, потом в 1993. Время идёт, а конца всё нет и нет. Ещё де-сять лет пройдёт и ничего не изменится. Надо работать и воспитывать молодёжь. -
- Молодёжь воспитывается на примерах старшего поколения. А ты трусливо убежал от борьбы в деревню. Да жиды простым отключе-нием электричества деморализуют всю твою общину. -
- Ничего страшного, будем работать при лучине. Бог не выдаст, - свинья не съест. -
- Ты перекладываешь почётное право возможности умереть за Родину с себя на молодое поколение. С твоей стороны такое отноше-ние к ним является жестоковыйностью. А предпочтение автомату мирное мазание стен дерьмом есть обыкновенная трусость. -
В это время Николай хотел пристраивать новый сарай для увели-чивающегося поголовья своей скотины. И помогать ему в этом деле он агитировал меня, Женю Харламова и других верующих мужиков из общины священника Сергия Дикого. Сарай строил он из тонких брё-вен и для утепления стен густо обмазывал их глиной. Видя как он её месит, а потом жидкими комками ляпает об стену, я в шутку сравнил её с дерьмом и нас обоих это рассмешило.
- Ну и что же. Убивать нам никто не давал права. Я по крайней мере делать это боюсь. Мы будем мазать стены дерьмом, а умирают пусть потом за нас молодые. -
Примерно так он сказал открытым текстом и наш спор прекра-тился.
Николай принадлежал к той когорте бездумной и безвольной па-ствы, которая желала переложить ответственность за своё спасение на чьи-нибудь плечи: батюшек, духовных отцов и даже собственных де-тей. Такой тип послушных безынициативных людей очень удобен со-временным церковным властям, так как они не нарушают их спокой-ствия и не толкают на вражду с мирскими правителями. Каждый свой шаг Николай и люди подобные ему перестраховывают благословением духовников, а так как я на вооружённый мятеж ни у кого разрешения не спрашивал, то все они должны были считать меня самозванцем и отступником.
Таким образом возникший между нами спор отразил два господ-ствующих внутри современной Православной церкви течения. Бегать с автоматом - это означало вести по всем направлениям бескомпро-миссную борьбу с богоборческой властью, а мазать стены дерьмом - это означало отдать без сопротивления ей всю мощь мирского госу-дарственного аппарата и, довольствуясь объедками с жидовского сто-ла, заниматься исключительно личным спасением. Ко вторым принад-лежит современный Московский Патриархат с его ручной рабской па-ствой, которые желают веровать в Бога не сопротивляясь общемиро-вой тенденции сползания мира к царству антихриста. К первым сей-час относятся немногочисленные борцы с ИНН и наиболее последова-тельные монархисты. Они готовы оправдать свою веру борьбой с апо-стасийными явлениями, путём возвращения к древним монархическим способам правления Россией и выхода её из мирового сообщества.

21.Нападение на РУВД.

Весь день 9 апреля, зная что мне предстоит нелёгкая ночь, я ста-рался побольше отдыхать, никуда не выходя из своей спальни. Евге-ний в соседней комнате читал Библию и иногда смотрел телевизор. Под вечер я сложил весь необходимый багаж в машину. Это были монтажки, кувалды, длинные кухонные ножи, электрический удлини-тель и болгарка с запасным диском на случай если бы пришлось резать металлические двери в оружейную комнату. Могла возникнуть необ-ходимость тормозить частный автотранспорт, и я из двух чёрных ре-зиновых дубинок сделал жезлы регулировщика, нанеся на них полосы белой краской. Бутылки с зажигательной смесью я в ящиках поставил в самый зад машины.
Выезжать из дома решили полдевятого вечера сразу как стемне-ет. Часа за два до выезда последний раз с Евгением неплотно поели. Он для смелости выпил стакан сухого вина; я, опасаясь потерять све-жесть головы, пить не стал.
Напоследок ещё часок решил покемарить на диване. В это время из трактира пришла жена. О всех моих планах она знала. Знала также и то, что меня бесполезно переубеждать, так как моё слово в семье бы-ло законом. У нас каждый привык выполнял свои обязанности, не вникая в тонкости чужих дел.
Войдя в комнату, она села рядом со мной. Я взял её за руку и ска-зал:
- Ну чего, Кать, сейчас поеду. -
- Во сколько ты вернёшься ? Обещай, что не позже шести утра. -
Смотрю, а у самой глаза от слёз влажными стали.
- Конечно, до шести обязательно вернусь. - успокоил я её.
Она чувствовала, что я говорю неправду. Глядя на её обречённый вид у меня сильно навернулось к ней чувство жалости.
- Ну прекрати, Кать, всё будет нормально. -
Успокоившись, она вышла из комнаты, на последок мне сказав:
- Смотри, я дверь закрывать не буду, жду тебя. -
В пять часов утра через эти незакрытые двери к ней в комнату ворвётся тверской ОМОН в масках и с автоматами наперевес.
Выехали мы на полчаса позже чем намечали. Оба ружья, с дос-ланными патронами в патронники и поставленные на предохранитель, я положил рядом с собой на соседнее сиденье. Евгений сел сзади спра-ва от меня. Ему я дал пистолет, который он поставив на боевой взвод, положил в карман.
Для подавления в себе неуверенности решено было сразу подъ-езжать к дверям РУВД и начинать действовать без промедления. На-чало операции намечалось проводить в такой последовательности: Евгений входит первым, молча открывает дверь в дежурку и, угрожая пистолетом, понуждает ментов лечь на пол лицом вниз. Затем разору-жает их и связывает им за спиной руки. Я захожу следом за ним с ружьём и необходимым для вскрытия оружейной комнаты инструмен-том, и страхую Евгения через стекло, держа на прицеле находящихся в дежурке ментов. После этого я должен был закрыть изнутри входную дверь, передать Евгению инструмент и занять оборону с тыла, на слу-чай если на этажах находится дежурная группа. После вскрытия ору-жейной комнаты, Евгений должен был вывести заключённых из КПЗ. На случай если бы менты вздумали оказать сопротивление, оружие планировалось применять без предупреждения. Так как у него было нарезное оружие, то я предупредил его, чтобы он стрелял точно во из-бежание ненужных рикошетов в закрытом помещении. Далее требова-лось действовать по вышеописанному плану и в соответствии с обста-новкой.
До города без происшествий мы доехали за двадцать с лишним минут. На улицах было ещё полно гуляющего народа и, когда с цен-тральной улицы Ленина мы свернули к зданию РУВД, то увидели, что около его входа стоит большая группа ментов, а также подъезжает и отъезжает милицейская автотехника.
- Проезжай, - приглушённо крикнул мне Евгений, опасаясь, на-верное, что я не соображу изменить прежде разработанный план. Но я и сам видел, что подъехали мы не вовремя и, нажав на газ, повёл ма-шину мимо здания РУВД. Стоявшие у входа менты проводили нашу машину пристальными взглядами.
Я сделал круг, потом ещё один, - оживление у входа в милицию не ослабевало. Опасаясь вызвать подозрение, я остановил машину воз-ле рынка в тёмном не освещённом месте у ворот частного дома. Дом принадлежал храму и в нём жила многодетная православная семья, у которых вместе с Николаем Дубровиным ранее мы неоднократно бы-вали в гостях.
Решили пройтись пешком, под видом прохожих ведя наблюдение за зданием РУВД. Потом купив себе по бутылке пива, встали у торго-вых рядов через дорогу от ментовки. Некоторые сотрудники милиции только - только уходили домой. В четырёх окнах на этажах ещё горел свет и там было заметно движение. Дежурные милиционеры, стоявшие у входа, громко прощались с уходившими домой коллегами, грызли семечки и посматривали по сторонам. Вдруг один молодой мент стал пристально вглядываться в нас, отчего у меня от испуга заколотилось сердце. Потихоньку, стараясь сохранить спокойствие, мы отошли в тёмный переулок и направились к машине.
Впервые в жизни я испытывал страх, пробирающий до мозга кос-тей и услышал как могут стучать собственные зубы. Ужас заключался не столько в том, что предстояло малыми силами провести боевую операцию против всесильной милиции. Ужасно было идти против равнодушной размеренной жизни города и даже страны в целом, на-селение которых она по понятным человеческим пристрастиям вполне устраивала. В эту предпасхальную ночь мы шли не столько против мирской власти, сколько против глыбы тихой обывательской жизни народа, стронуть с места которую казалось не возможно никакими че-ловеческими усилиями. Если бы нас убили в первые минуты нападе-ния, то очень многие люди в непонимании просто бы покрутили паль-цами у виска. А сионистская пресса представила бы нас как право-славных фанатиков, повесив на нас и на наших сторонников всех не-мыслимых собак.
Дойдя до машины, мы сели в неё, в нерешительности не зная что делать дальше. Посидели минут двадцать. Я взглянул на Евгения, - он, склонив голову на бок, как будто дремал. В надежде получить с его стороны поддержку, я два или три раза спрашивал его:
- Ну чего, Евгений, идём ? -
Но он, не открывая глаз, делал только движения бровями и тихо отве-чал:
- Как Бог управит. -
Видно было, что от страха он сам впал в прострацию. Потом немного погодя добавил:
- Маловато нас, страшно. -
Я и сам понимал, что если бы нас было человек пять, то решиться было бы гораздо проще.
Посидели ещё минут пятнадцать. Находясь во внутреннем боре-нии, я поглядывал то на дремлющего Евгения, то на всё более редею-щих из-за сгущающейся ночи прохожих. Временами наскакивал со-блазн вернуться домой и, я чувствовал, как от этой мысли с моих плеч как бы сваливался невыносимо тяжелый груз. В то же самое время я ясно ощущал за своей спиной дыхание злого духа, который, прими я такое решение, в дальнейшем не дал бы мне спокойно жить . О нечто подобном я читал в Библии в книге Царств о царе Сауле, который ко-гда стал совершать неправильные поступки, то Бог вместо Себя наслал на него злого духа, который мучил его доводя до бешенства. Если мы ошибались в своих намерениях, и на самом деле Богу не нужен был наш поступок, то очень скоро впереди нас ожидали огненные языки адова пламени. Но сзади я точно ощущал, что меня подстерегает не-удача: в семье, в делах и во всей жизни.
Так находясь в нерешительности, я всё надеялся что Евгений ук-репит меня своим словом. Но он продолжал сидеть с закрытыми гла-зами без всякого движения. Вдруг я понял, что всю инициативу он от-дал в мои руки, и он сам находится в ожидании моего решения. Теперь делить ответственность мне было не с кем и осознание этого факта ещё более напрягло меня. Я чувствовал, что момент твёрдого принятия решения станет новой отправной точкой в моей жизни и её неизвест-ность страшила меня. Ободрить же меня и поддержать советом было некому.
В ещё более сильном борении я просидел минут десять. Страх был настолько силён, что буквально сковывал мои руки и ноги. Пре-одолеть его самому у меня не хватало сил, но и смириться с трусли-вым отступлением я тоже не мог. И тут явно со стороны в моей голове очень чётко возникла мысль, которая укрепила меня. Она говорила мне, что если я не преодолею страха, то потеряю в сыне своё продол-жение к Богу. Удар убеждения был нанесён в самую болезненную точ-ку моего сознания, так как он касался не только моей дальнейшей судьбы, но и судьбы самых дорогих мне людей. Я был твёрдо убеж-дён, что получил поддержку в этот трудный для меня момент жизни от своего Ангела - хранителя.
Неуверенность как рукой сняло. Я взглянул на часы, - было без десяти минут двенадцать. Я мягко постучал по колену Евгения и ска-зал:
- Поехали. -
Он, проснувшись, зашевелился, и сел прямо, ни чем не выражая своих эмоций. Я тихо повторил ему его задачу, он кивнул головой. Ключ зажигания мягко повернулся в своём гнезде, машина завелась и мы поехали. Свернув на улицу, ведущую к зданию РУВД, мы увидели полное затишье у его входа. Сразу же капотом я поставил машину к самой двери. Евгений выскочил и, опустив руки в карманы, ожидал когда я возьму с заднего сиденья ружьё и сумку с инструментом.
Открыв дверь, он вошёл первым, я следом за ним. Пройдя через фойе, он, как было обговорено, сразу направился к двери, ведущей в дежурное отделение, открыл её и вошёл внутрь, на время пропав из моего поля зрения. Я же, поставив сумку с инструментом на пол, встал у стекла, направив дуло ружья немного выше ментов из опасения слу-чайного выстрела. Их было четверо, один сидел за пультом, второй стоял прямо у стекла боком ко мне, и двое находились чуть поодаль в разных местах. Лицо того, что сидел за пультом показалось мне зна-комым. Так как я был довольно-таки известным человеком в городе, то по их недвусмысленным взглядам я понял, что и они узнали меня. В недалёком прошлом я оказывал милиции материальную помощь и считался у них благонадёжным и законопослушным гражданином. Те-перь они находились в недоумении видя в моих руках направленное на них ружьё.
Секунды шли, а Евгений всё не появлялся. Менты же замерли на своих местах, боясь пошелохнуться. С их позиции им был хорошо ви-ден и я, и Евгений. Я хотел скомандовать голосом, чтобы они легли на пол, но из-за волнения команда прозвучала тихо и хрипло. Тогда я стал показывать им дулом ружья чтобы они легли. Но менты никак не реагировали на мои команды. Мент же сидящий за пультом ехидно за-улыбался и стал бросать взгляды то на меня, то на находящегося на-против него Евгения. Что-то шло не по плану и поэтому грозило про-валом операции. Это уже я потом понял, что Евгений испугался и сто-ял у них на виду в нерешительности, чем вдохновил их на дерзкое по-ведение. Инициатива стала переходить к ним, и надо было срочно что-то предпринимать или ложить оружие и делать вид что мы пошутили.
Далее все произошло мгновенно, - мент сидящий у пульта, уже в открытую стал ухмыляться и крутить головой в разные стороны, оче-видно полагая, что верующая интилегенция окончательно скисла и не способна совершить серьёзных противоправных поступков. Накатив-шее на меня чувство гнева моментально подавило во мне нерешитель-ность, и я выстрелил ему в грудь. Он так и остался сидеть на стуле, только опустил голову. Поразила меня смена выражения его лица с ехидного на абсолютно умиротворённое, как будто он сам не знал то-го, что при жизни сильно мучился. Далее я уже стрелял по падающим на пол ментам, так как до них дошло что с ними не шутят. Попадал ли я в них я тогда не знал, так как они продолжали своё падение по инер-ции. Внимание почему-то сосредоточилось на чётко работающем за-творе, выплёвывающем гильзы. Выстрелы были непривычно глухие, видимо звук поглощала разделяющая нас перегородка из оргстекла. Потом послышались другие выстрелы, - это из пистолета начал стре-лять Евгений.
Я вошёл к нему в дверь. Один мент падал от него лицом вниз на пол, другой стоял рядом сбоку, скривившись в неестественной полусо-гнутой позе. Евгений что-то кричал и почему-то стрелял вниз в ка-фельный пол, отчего пули высекали из него искры. Я видел как одна пуля, вероятно от рикошета, летела понизу параллельно полу и, чирк-нув по моему правому сапогу со стороны щиколотки, обожгла меня и улетела дальше в фойе. Развернувшись, я пошёл за сумкой с инстру-ментом, чтобы передать её Евгению. Чувства страха как такового не было, но подступило сильное напряжение, и требовалось усилие чтобы продолжать начатое дело. Боковым зрением я следил за лестницей, ве-дущей на верх, откуда могли появиться менты, находящиеся на эта-жах, но там было всё тихо. Подняв сумку, я уже хотел идти обратно к Евгению, но в это время неожиданный сильный удар в спину подтолк-нул меня к двери. Повернув голову, я увидел Евгения, который нервно крикнув:
- Бежим, - схватил меня за рукав, и я по инерции вместе с ним выскочил на улицу.
В экстремальных ситуациях человеческий ум не успевает анали-зировать быстро меняющиеся события. Поэтому увидев убегающего Евгения, я чисто рефлекторно припустился за ним, совершенно не по-нимая зачем он это делает. В несколько секунд мы перескочили улицу Ленина, далее обогнули здание суда и скрылись в темноте городского сада. "Почему мы убегаем, если у дверей осталась наша машина и в крайнем случае можно было бы уехать?" - не покидала меня мысль. Мы двигались вдоль канала по направлению к стеклозаводу 9 января. Евгений был значительно крепче меня и я начал отставать от него. К тому же мне мешали бежать тесные кирзовые сапоги и тяжёлое ружьё, которое я не выпускал из рук. На ноге, где в притирку прошла пуля, я чувствовал жжение и тёплую влагу крови.
- Женя, погоди, - приглушённо крикнул я ему, глядя на его уда-ляющуюся в темноте фигуру. Но он продолжал бежать не сбавляя ско-рости.
- Ты чего, меня бросаешь что ли? - ещё раз крикнул я ему вдо-гонку. На этот раз он остановился, и стал поджидать когда я подбегу к нему. Подойдя вплотную, я спросил его:
- Ты куда бежишь, ведь у нас возле милиции машина осталась? -
По его лицу стало заметно, что соображение начало возвращаться в его голову:
- Вернись за ней, а я тебя здесь подожду. -
Его ответ мне показался наивным.
- Поезд уже ушёл. Теперь можно возвращаться только за своей смертью. -
Вдруг его стебанул ужас, и со слезами он бросился мне не шею:
- Молю Бога, только бы мы никого не убили, хотя бы ранили. -
Истерика Евгения мне была неприятна и я не знал что ему отвечать. Только что он сорвал операцию, а теперь ставил под сомнение религи-озно-нравственную сторону наших действий. На душе было пресквер-нейше. Сбылись мои прошлые опасения на его психологическую не-уравновешенность.
- Одного я точно убил, видел как от него душа отлетала. Но сей-час ты ничего не бойся, теперь мы в безопасности. -
Находясь на городском пустыре под покровом ночи, я чувствовал, что смертельная опасность осталась позади. До восхода солнца у нас ещё было много времени, чтобы мы могли уйти подальше или где-то спря-таться. Сильно угнетала только мысль о провале операции и неопреде-лённость будущего. Ведь к такому сценарию событий я совершенно не был готов и теперь не знал что мне делать.
- Меня пуля по ноге царапнула, Евгений, ты потише можешь бе-жать? - попросил я его.
- Ты чего ранен, давай я тебя на себе понесу. -
- Да нет, - говорю, - царапина, сам могу передвигаться. -
Тогда выставив свою руку в сторону, он сказал:
- Держись за неё. -
И когда я ухватился, он побежал с такой скоростью, что я еле успевал касаться пятками земли. Некоторое время я бежал на его буксире. По-том тропка стала уже и грязнее, и нам пришлось снова передвигаться в след друг друга. Неожиданно Евгений стал выкидывать в канал запас-ные патроны к пистолету, а затем сильно размахнувшись, закинул на середину и сам пистолет.
Добежав до водохранилища, мы не решились перейти на другую сторону канала по шлюзовому мосту, так как там в сторожевой будке мог находиться охранник. Над бурлящим потоком мы прошли по двум толстым трубам теплотрассы и на той стороне я стал думать что мне делать с ружьём, так как бежать с ним было довольно тяжело.
Вместо мятежа у нас получилась одномоментная акция, и теперь после провала наших планов вести боевые действия с человеческими жертвами не просто не имело смысла, но и было бы крайне преступно.
Моя машина осталась стоять у дверей РУВД, а в ней лежали: запасное ружьё, бутылки с бензином, план намечаемых действий, образец об-ращения к населению, по фамильный список подлежащих казни го-родских сионистов, а так же пропагандистские аудио и видео материа-лы. По ним установить имя владельца и мотивы его поступка дело ближайшего часа.
В отличии от Евгения оружие я приобретал на свои трудовые, и мне было жалко терять его навсегда. Я бросил ружьё в воду метра на три от берега, в надежде когда-нибудь вернуться за ним. Евгений, уви-дев мой бросок, зашёл по щиколотку в воду не боясь замочить ног, и нащупав на дне ружьё, достал его. Затем, сильно размахнувшись, ки-нул его метров на двадцать от берега.
Как показал ход дальнейших событий в этом вопросе Евгений поступал правильней. После моего ареста я не смог вспомнить в каком месте мы выкидывали оружие и, менты, обозревая огромную площадь вероятных поисков, даже не стали вызывать аквалангистов. Поэтому оружие до сих пор так и лежит на дне канала.
Далее, обойдя женскую вышневолоцкую зону со стороны город-ской ветеринарной службы, мы вышли на шоссе и побежали к посёлку Кошарово. Опасаясь погони с собаками, Евгений разулся сам и заста-вил разуться меня. Около километра мы пробежали босыми по грязной от таявшего снега дороге. Вдоль неё стояли примыкающие к городу частные дома. Время приближалось к часу ночи и за все три километра что мы бежали до детской больницы, нам не повстречалось на пути ни одной машины и ни одного человека.
На повороте мы остановились. Евгений судя по всему уже ото-шёл от стресса и начал действовать решительно и обдуманно.
- Ну чего, Сань, я к друзьям, они здесь недалеко живут, а ты иди в лес, отсидишься там, а потом можешь сдаваться. -
Его слова меня опять неприятно резанули, - сдача на тот момент мне казалась равнозначной поражению и гибели. Я и так чувствовал себя проигравшим и потому почти обречённым. Возразить ему у меня не нашлось аргументов, и я с горечью промолчал. Перед расставанием мы обнялись и каждый пошёл в свою сторону.
Евгений раньше меня понял суть происшедшего и весь дальней-ший ход событий подтвердил правильность его слов. Скорее всего он внутренне был готов к подобной развязке.
Находясь уже в тюрьме, я размышлял над поведением Евгения. Сокамерники мне говорили, что подельников, из-за трусости которых срывается общее дело, по понятиям следует ликвидировать самим. Версии, что я убил Евгения, якобы из-за мести ему, придерживался и мой следователь. Но я не уголовник и уголовных понятий не разделяю. Мало того, не смотря ни на что, я до сих пор испытываю к Евгению чувство уважения и благодарности. Бесспорно, трусость плохое каче-ство, подлежащее порицанию в любой человеческой среде. Но о тру-сости Евгения никто не имеет право говорить пока не окажется на его месте. Он единственный кто нашёл в себе мужество пойти со мной на эту акцию. И я его не осуждаю. Видимо на то время Бог решил что лучше быть тому, что случилось, а не тому, что предполагалось. Если бы Господь мне его не послал, то не смогла бы осуществиться даже эта с виду неудачная акция. При нормальном развитии событий пла-нируемой нами операции у нас не было практически никаких шансов остаться в живых, хотя изначально о наших жизнях речь и не шла. Скорее всего Евгений не проникся до конца идеей восстания и имел какие-нибудь второстепенные внутренние мотивы пойти вместе со мной. Может быть он хотел самоутвердиться в глазах своей жены, ко-торую продолжал любить. Но это всё из области предположений, и я очень надеюсь, что придёт то время, когда смогу сам всё узнать от не-го.

22.В бегах.

Передо мной было два варианта как скрыться от розыска: либо найти пристанище у знакомых, либо отсиживаться в лесу. Никто из людей меня не посылал на это дело, наоборот, многие были настроены против. Поэтому я не считал моральным, чтобы кто-то после всего случившегося должен был принимать участие в моей дальнейшей судьбе. Кроме того, интуитивно я чувствовал исходящую от людей уг-розу вне зависимости от того как они отнеслись бы к моему поступку. Раз уж я подвизался ради имени Божьего, то глупо теперь было искать опору в людях. Но в тот момент мне казалось, что Бог меня оставил и я был близок к панике.
Свернув с шоссе, я двинулся по проходящей рядом военной уз-коколейке, которая после прихода к власти демократов перестала строиться и простаивала без эксплуатации. Вначале я хотел уйти по ней как можно дальше от Волочка и попросить помощи в какой-нибудь глухой деревеньке, так как не считая трёх рублей мелочи, де-нег у меня с собой не было. Но в лесу ещё лежало много снега, сапоги мои насквозь промокли и возле посёлка Зеленогорский я начал уста-вать. Поэтому увидев цеха зеленогорского спиртзавода, я свернул к ним, надеясь залезть на какой-нибудь чердак или в подвал, и там отси-деться некоторое время. Но не находя глазами ничего подходящего, ноги меня несли всё дальше и дальше вдоль забора по глубокому сне-гу, пока я не оказался в самом посёлке. Там я не решился зайти к сво-им знакомым, так как провал самого дела мне казался менее страшным чем даже тень укора от людей, которые побоялись идти со мной и всячески меня отговаривали от моей затеи.
Из посёлка я удалился с противоположной стороны по асфальто-вой дороге и, вскоре миновав колхозную ферму, пришёл в деревню, примыкающую к Лозовой горе. Лозовая же гора находилась на трассе Москва - Санкт-Петербург. Таким образом я оказался отделённым от своего дома и родственников городом, где наверняка уже началась подготовка к розыскным облавам.
Поначалу, оторвав доску, я залез в частный сарай, где хранилось сено. Посидев там минут пять, я опять вылез наружу и направился че-рез вспаханное поле к темневшей в дали опушке леса. Снег на поле уже растаял и идти из-за грязи по нему было крайне трудно, так как на сапоги постоянно налипали большие комья глины, а ноги скользили на неровных пропашных межах. Около самого леса я заметил небольшой стожок сена и, ускорив шаг, направился к нему, так как из-за насту-пающего рассвета необходимо было торопиться.
Стожок скорее всего принадлежал частнику, проживающему в доме напротив через поле. Сделать лаз в стоге мне не хватало сил, так как сено за зиму основательно слежалось и превратилось в монолит. Всё-таки с большим трудом я надёргал несколько охапок с противопо-ложной от деревни стороны стога, чтобы оттуда ничего не было за-метно, снёс их к краю леса и постелив в более менее сухом и укром-ном месте, сделал себе лежанку под открытым небом. Сверху для уте-пления и маскировки я также накидал на себя остатки сена. Теперь со стороны деревни у меня был прекрасный обзор местности, а со сторо-ны леса я не ожидал никакой опасности, так как в наступившую ве-сеннюю распутицу он был почти непроходим.
Из одежды на мне было: кирзовые сапоги с намотанными на ноги портянками, полушерстяные тренировочные штаны чёрного цвета, ру-баха и кожаная куртка с меховой подкладкой на туловище. Кирзовые сапоги совершенно не способны предохранять ноги от влаги, к тому же они оказались мне сильно тесны в подъёме. С большим трудом я стянул их с ног и отставил в сторону, положив на них сверху сохнуть промокшие насквозь портянки. Ступни моих ног представляли собой довольно печальное зрелище. Пуля, прошедшая по касательной и не оставившая на сапоге даже следа, прожгла мне ногу, образовав крово-точащую рану в виде полосы. Кроме того во время бега я умудрился на каждой ступне натереть по 6 - 7 кровавых мозолей, которые теперь довольно чувствительно болели.
Начало светать. Если до следующего захода солнца менты не устроят погони с собаками, то можно быть уверенным, что искать они меня будут в слепую. Тогда жизнь моя будет зависеть во многом от моих физических и психических сил, - от того, насколько долго я смо-гу скрываться в холодном лесу без еды, и как скоро после этого смогу найти источник питания. Если же погоня будет, то скорее всего после утоления своей злобы побоями, менты инсценируют мою смерть при задержании.
Весь следующий день я пролежал в своём самодельном логови-ще, изредка высовывая голову для наблюдения за деревней. Несколько раз был слышен шум вертолёта, который скорее всего пролетал над рядом проходящей трассой Москва - Санкт-Петербург в поисках меня и Евгения. День выдался ветреным, и воздушные вихри в небе иногда также создавали шумы похожие на звуки движущегося вертолёта. Всякий раз в таких случаях я спешно накидывал на себя сено и с зами-ранием сердца ждал, когда звуки стихнут или удалятся вдаль.
Начало темнеть. Никакого движения со стороны деревни я не заметил. Не было слышно даже обыкновенных бытовых звуков. Когда пасхальная ночь полностью вошла в свои права, я осмелел, вылез из своего логова и пошёл в глубь леса разжигать костёр. Благо в кармане у меня лежало десять зажигалок на случай поджога зажигательных бу-тылок. Но добрая половина из них оказалась бракованной.
Ранее я не имел опыта нахождения в ночном весеннем лесу. Пока я искал более менее сухое место с достаточным количеством дров, я насквозь вымок и сильно устал физически. К тому же ветки быстро прогорали и приходилось всякий раз искать в темноте новые дрова, ломать их голыми руками и подтаскивать к угасающему огню. Полу-чалось что больше согревался я не от костра, а от физической работы. А просушенные портянки очень скоро вновь отсыревали при хожде-нии, и сам процесс сушки становился бессмысленным.
Голода и холода на первое время я не очень боялся, так как уже имел описанный выше опыт десятидневного голодания. Наводила на меня ужас безвыходность моего положения. Весенний лес в нашей ме-стности оказался непроходимым из-за болот, водохранилищ, большого количества рек и каналов, растёкшихся из-за паводка и передвижение по нему куда-либо было равносильно самоубийству. Недаром что мон-голо-татары не могли через наши края добраться до Новгорода. Трасса по всей длине уже наверняка перекрыта ментами, местное население по телевидению оповещено о наших приметах, а родные и близкие об-ложены засадами. Даже денег у меня не было, чтобы где-нибудь попы-таться приобрести пищу. В моём положении был только один плюс, - никто из людей меня пока не видел и поэтому на своём месте я мог се-бя чувствовать в относительной безопасности. С течением времени я надеялся что бдительность у ментов ослабнет, и тогда можно было бы сделать попытку выбраться куда-нибудь, но куда я никак не мог ре-шить.
Во вторую ночь я опять пошёл жечь костёр, и когда возвращался по ночному тёмному лесу к своему логову, неожиданно для себя ус-лышал пение, на которое поначалу не обратил внимание. Потом оста-новился, чтобы не хрустели ветки под ногами, и прислушался. Пение явно было не человеческим и исходило со звёздного неба. Голоса были тоненькие, плаксивые и они как будто причитали. Это не было галлю-цинацией, - хоть я и был переполнен страхами, но рассудок во мне ос-тавался здравым. Источник звука находился явно вне меня и был не зависим от моего сознания. Я попытался разобрать о чём поют, но слов разобрать было не возможно. По самим обстоятельствам и по ин-тонации поющих я сразу догадался, что это Ангелы на небе отпевают убитых ментов. "Теперь однозначно мне не миновать беды", - подумал я. Эта мысль в ещё большей степени посеяла смятение в моей душе. Тогда, находясь в подавленном состоянии, я иначе и думать не мог. Позже, уже в тюрьме, при внимательном чтении Ветхого Завета книги Судей я прочитал про то, как Ангел приходил к Маною и его жене, - будущим родителям пророка Самсона. У Маноя после появления Ан-гела возникла аналогичная мысль о смерти, но жена сказала ему, что если бы Он захотел нас умертвить, то не принял бы нашей жертвы. (Судей, гл.13, п.п.22, 23 ).
Если убитых нами ментов отпевали Ангелы, то значит Бог при-нял их в свои обители, и они не могут считаться погибшими. При жиз-ни эти менты служили сатанинской власти, но примером своей траги-ческой смерти они теперь имеют возможность образумить своих ос-тавшихся в живых коллег. Когда они жили против Бога, то мы с Евге-нием были им врагами, но через их смерть Господь примирил нас, превратив в союзников.
Днём я отлёживался на своём травяном лежаке, иногда уходил в глубь леса и там грелся под весенним солнцем на какой-нибудь прота-лине. Несмотря на бурное таяние снега, зелень ещё не появилась. На краю поля в земле я отыскивал крошечные листики молодого клевера и ими питался. В ход также шла молодая крапива и почки неизвестно-го мне кустарника. Впрочем никакой питательной ценности такая еда не имела, и каждое утро я затягивал ещё на одну дырочку свой цер-ковный ремень, на котором был записан 90-ый Псалом - Живый в помощи Вышнего и молитва Животворящему Кресту.
Выматывшись за две ночи с разведением костра, разжигать его для согревания я больше не ходил. Спал я на своей подстилке при-крывшись сеном, а когда холод пробирал до мозга костей, то жёг под рубашкой зажигалку, или одевал сапоги и гулял в темноте вдоль де-ревни. Потом догадался утеплять себя засовывая сено в штаны и под рубашку.
Ночь была единственным временем когда я чувствовал себя бо-лее менее в безопасности. На четвёртыё день в среду как стемнело я решил пробраться на Лозовую гору и понаблюдать за шоссе, - нет ли там ментовских кордонов. Спустившись на середину горы и спрятав-шись в ельнике, я увидел внизу прямо напротив себя машину ГИПБДД. Рядом с ней примерно в 30 метрах от меня стоял мент, а двое других его коллег проверяли документы у пассажиров междуго-роднего автобуса. Тормозился и обыскивался почти весь проезжаю-щий по трассе автотранспорт. В машине у ментов непрерывно говори-ла рация и в их работе чувствовалась какая-то особая напряжённость. Сбылись мои предположения о чрезвычайной ситуации в городе и об-ласти в связи с поисками меня и Евгения.
Глядя на хозяйское поведение ментов на дороге, мне почему-то подумалось о партизанском движении времен Отечественной войны и я пожалел, что у меня с собой нет винтовки. Менты у меня ассоцииро-вались с полицаями, а я был в роли народного мстителя. Однако в ре-альности моё положение было почти безвыходным.
По ночам ещё выпадали довольно чувствительные заморозки, температура падала примерно до пяти градусов мороза. Однажды, уст-роившись на ночлег, я по обыкновению прикрыл себя сеном, а на ноги сена не хватило. Тогда я положил на них сверху влажные портянки и уснул. Во время сна меня от холода пробил сильный калатун, но про-сыпаться мне все равно не хотелось. Удивляло только то, что голым ногам было почему-то тепло. "Наверное закалились," - сквозь сон по-думал я. Когда же утром я проснулся, то увидел, что мои ступни опух-ли, совершенно потеряв чувствительность. Видимо их слегка прихва-тило ночным морозцем. Мозоли из-за холода, голода и постоянного трения при ходьбе в тесных мокрых сапогах превратились в очень бо-лезненные кровяные раны. Теперь даже без портянок мои ноги с тру-дом влазили в сапоги. Опухоль на ногах к вечеру спала, но признаки обморожения чувствовались ещё месяца два, когда у горящего костра ступни ног вдруг неожиданно начинали неметь, а потом изнутри их как будто начинало колоть иголками.
Сильного истощения своих сил я пока не ощущал. Но из-за по-стоянного физического и психического стресса моё тело как бы одере-венело, потеряло быстроту и гибкость в суставах. Возможно со сторо-ны мои движения слегка напоминали движения зомби из американ-ских фильмов ужаса.
Так день шёл за днём. Страх парализовал мою волю и я боялся куда-либо уходить со своего обжитого места. Я понимал, что на дол-гое сидение здесь у меня не хватит сил и поэтому свой уход запла-нировал на десятый день бегов, а именно на 19 апреля. Однако обстоя-тельства меня вынудили это сделать раньше.
В пятницу 16 апреля я проснулся в семь часов утра. Встав, я по-шёл побродить по лесу, а когда вернулся, то снова лёг и закемарил. Когда же я поднял голову, чтобы посмотреть кругом нет ли какой опасности, то увидел прислонённые к развороченному мною сзади стожку грабли и быстро удаляющегося по направлению к деревне де-да. По его быстрой походке я сразу понял, что он идёт звонить в мили-цию. Наверняка телевидение уже успело перепугать всё местное насе-ление двумя особо опасными преступниками, скрывающимися где-то поблизости. И когда дед увидел свой стог развороченным, то забеспо-коился за свою жизнь, которая, как он полагал, подвергалась смер-тельной опасности.
Раздумывать мне было некогда. Подождав когда он отойдёт по-дальше, я быстро собрал свои вещи и направился вглубь леса. Мне не-обходимо было перейти на ту сторону трассы и лесом двигаться по направлению к городу. Далее в районе льнозавода я рассчитывал дож-даться темноты, чтобы ночью по безлюдным городским улицам дойти до железнодорожного вокзала, о от него уже по железной дороге пеш-ком добираться до своих родственников, которые жили в своём част-ном доме, расположенным на краю деревни Дивинец.
Мои подозрения, что дед пойдёт настучит в милицию оправда-лись. Об этом я узнал уже позже из материалов газеты "Совершенно секретно", когда находился в психиатрической больнице. Менты в се-не нашли оброненную мною иконку-складень. Сначала они там сидели насколько дней в засаде, а потом начали прочесывать местность в сто-рону Торжка, благо территория там обширная и хватило работы и вер-толётам, и поднятым воинским частям, и согнанным туда со всей об-ласти ментам. В тюрьме один торжокский бандит, занимавшийся в то время незаконной вырубкой леса, рассказывал мне как над их делян-кой долго кружил вертолёт, а потом наехали лесники с ментами и им спешно пришлось уносить свои ноги.
Подобравшись к трассе, примерно полчаса я сидел в кустах из-за сильного движения по дороге. Я опасался, что меня случайно могут заметить проезжающие ГАИшники или им сообщат водители о подоз-рительной личности, перебежавшей дорогу и скрывшейся в лесу. Но выхода у меня не было и я спокойным быстрым шагом перешёл трассу и углубился в лес метров на пятьдесят. Далее лесом мне предстояло пройти километра полтора, но из-за половодья у меня ушло на это около трёх часов. Сначала я выбирал места посуше, перепрыгивал с кочки на кочку, но потом плюнул на такую обузу и стал двигаться прямиком, проваливаясь по колено в воду, благо до ночи у меня ещё было много времени чтобы обсохнуть.
Дождавшись темноты, я перешёл мост через канал в районе предгородских бензоколонок и далее вдоль шоссе дошёл до цементно-го завода. Там у железнодорожного переезда свернул на узкоколейку и достиг по ней частного сектора в районе центра города. Отсюда неда-леко было до дома отца Александра, расположенного в торце улицы Ленина и находящегося метрах в семидесяти от РУВД. Отца Алексан-дра я хорошо знал и поэтому решил к нему зайти, полагая что на неко-торое время смогу найти у него отдых и пищу.
Отец Александр был одним из немногих в нашем городе рус-ским священником выходцем с Москвы. У благочинного отца Василия он был на не очень хорошем счету, так как временами страдал жутки-ми запоями и мог неделями не являться на службу. Но со мной он со-стоял в хороших отношениях, и я не без основания надеялся получить от него помощь.
В начале марта, когда мы с Евгением окончательно решили про-вести задуманную акцию, нам захотелось поговорить на эту тему с ка-ким-нибудь опытным старцем. Отец Александр уже бывал у старца Николая на острове Залита и мы попросили его съездить к нему вместе с нами.

23.Поездка на остров Псковского озера.

Отец Александр с удовольствием принял наше предложение и после совместной трапезы неожиданно предложил:
- Саша, знаешь что я сейчас подумал? Нам надо ехать немедлен-но, прямо сейчас. -
Время уже было восемь вечера и давно стемнело. Хоть я и не сторон-ник неподготовленных действий, но здесь удача сама шла к нам в ру-ки. После коротких сборов полдесятого мы выехали, предварительно забрав с собой ещё одну верующую женщину.
От Волчка до Псковского озера примерно пятьсот километров, да столько же обратно, - для тихоходного УАЗика не такое уж малое расстояние. К тому же дорога оказалась тяжёлой из-за сильного снего-пада, гололёдицы и интенсивного движения большегрузного авто-транспорта.
Ночью мы миновали Новгород и на рассвете подъехали к Пскову. У озера мы оказались только к полудню следующего дня. До острова по льду оставалось проехать около трёх километров. В это время доро-га по нему представляла из себя две колеи, наезженные в глубоком мокром снегу вездеходным автотранспортом. В некоторых местах уже образовались глубокие водяные лужи. Ехать по ним было немного страшновато.
- Отец Александр, были ли ранее случаи когда бы кто ехал к отцу Николаю и провалился под лёд? - спросил я батюшку перед перепра-вой.
- Был, Саша, один раз. Поехали как-то к нему четыре мужика на "Ниве" и все четверо утонули. Когда отца Николая известили о слу-чившемся, то он сказал что знает, так как их видел в молитве. Все они были неверующими и ехали к нему из пустого любопытства. И дейст-вительно, когда машину с утопленниками подняли, ни на одном из них не было нательного креста. -
" Значит Бог охраняет спокойствие своих избранников," - поду-малось мне тогда. Отец Александр перекрестил дорогу, и я направил машину к острову. Через двадцать минут мы благополучно въехали на его берег.
У обыкновенного сельского дома старца Николая толпились паломники. Но оказалось что батюшка приболел и никого не принимает. Вместо него из дома к народу выходила какая-то баб-ка, вероятно его прислужница, ругала женщин за аборты, а всем остальным говорила чтобы каялись, так как времени остаётся ма-ло и скоро в России грядёт суд Божий. Потом каждому она дала по бумажной иконке "Образ Пресвятой Богородицы Скоропо-слушницы". Она до сих пор находится со мной. Через бабку отец Александр передал старцу маринованные грибы и
трёхлитровую банку солёных огурцов. У других паломников она по-чему-то брать продукты не захотела.
Место где жил отец Николай производило какое-то надмирное впечатление. Оно создавалось благодаря целой стаи воркующих голу-бей, сидящих на ветвях большой старой яблони. Голуби совершенно не боялись людей, садились им на головы, плечи и клевали хлеб прямо с рук. Всё это больше походило на пейзаж из далёкой детской сказки и было близко к пониманию сути райского сада.
Так на холодном ветру мы простояли около двух часов в надежде что старец всё-таки выйдет. Но он не вышел. Ничего уж тут не подела-ешь. Отец Александр отслужил молебен на рядом находящемся клад-бище у могилы какого-то благочестивого священника, и мы поехали обратно.
На выезде с озера мы увидели пожилую женщину и идущих ря-дом с ней юношу и девушку, которые тоже были у отца Николая и как и нам им не удалось к нему попасть. Евгений предложил их подвезти. Я остановил машину и спросил куда ехать. Им было по пути с нами, - в Псков. Мы сели поплотнее и они залезли в наш автомобиль.
По дороге мы разговорились. Оказалось что эта женщина ездила со своими детьми к старцу Николаю, чтобы испросить у него благо-словение на поступление сына в военное училище. Ранее они уже не-однократно бывали у него, и ни один семейный вопрос без совета старца они не решали. Потом она стала всячески нахваливать свою дочь, мол, православная она и благочестивая, не пьёт, не курит не то что многие её сверстницы в школе. В голосе женщины явно проскаки-вали нотки высокомерия и нетерпимости. Такое фарисейское разделе-ние народа на благочестивых и недостойных возмутило меня, и я ей высказал всё что по этому поводу думаю. Отец Александр, облачён-ный в священническую одежду, поддержал меня. И после наших воз-ражений женщина больше не открывала своего рта. Но странным об-разом задёргало машину, - она явно не хотела ехать. Я вылез, открыл капот, проверил все системы двигателя, но причину неисправности не обнаружил. Так на дёргающейся машине нам и пришлось ехать до са-мого Пскова. В Пскове наши попутчики вышли, а мы поехали дальше. Без всяких видимых причин автомобиль вдруг снова стал слушаться педали акселератора и пошёл мягко и ровно. Через некоторое время Отец Александр обратил наше внимание на поведение машины, - складывалось впечатление, что она умела давать нравственную оценку людям и ей неприятно было везти самозванных святош.
До дома мы добрались только к ночи. Я помню впервые в жизни тогда из-за поездки не спал почти двое с половиной суток.
Я думаю на этом можно было бы и закончить свой рассказ о по-ездке к старцу Николаю, если бы не видение отца Александра. Приез-жаем мы с Евгением к нему через несколько дней, а он полный возбу-ждения рассказывает нам:
- Саша, помолился я на ночь, ложусь спать, уже засыпаю. Вдруг слышу в соседней комнате воркование голубей как у старца Николая. Я встаю, открываю дверь, вижу батюшку и рядом стоит машина, - ста-ренькая такая "Победа". Открываю у неё дверцу, а в ней сидишь ты, Евгений и ещё много много людей, которых я не знаю. Вдруг старцу Николаю стало плохо, он прилёг и я начал растирать ему грудь. Когда батюшке стало легче видение прекратилось. -
Я спрашиваю отца Александра:
- А почему машина "Победа", ведь мы на УАЗике ездили? -
- А я то откуда знаю, - пожал он плечами, - почему-то именно "Победа", старенькая такая. -
Меня удивили и одновременно обрадовали слова отца Александ-ра. Ни я, ни Евгений не посвящали его в наши дела, и рассказывал он нам свой рассказ будучи не в состоянии объяснить смысла видения. Мы же могли строить только догадки. Однако хорошо было уже то, что мы не остались безответны со стороны старца.

В это позднее время пока я шёл по улицам частного сектора на моём пути мне не повстречался ни один человек. Только один раз так-сист, полагая что я его могу нанять, сопровождал меня некоторое рас-стояние, пристально за мной наблюдая.
Фасад дома отца Александра выходил на проезжую часть улицы Ленина. От него за поворотом метрах в семидесяти находилось здание РУВД. Я понимал, что менты знают о моих тесных взаимоотношениях с вышневолоцким священством, но всё-таки полагал, что круглосу-точно у их домов они засад держать не будут.
Выждав момент, когда на улице не будет машин, я вышел на до-рогу и двинулся вдоль фасада дома отца Александра. За плотно зана-вешенными окнами у него как всегда горел свет. Ухватившись руками за верх двухметровых ворот, я резким толчком ног перемахнул через них и оказался во дворе дома. Теперь ни с какой стороны извне меня не было видно. Постоял минут пять, прислушался, - никаких подозри-тельных движений я не заметил. Дома тоже была абсолютная тишина. Тихонько постучал по двери костяшками пальцев. Однако внутри меня не слышали. Если бы там находились в засаде менты, то мимо их ушей мои стуки прошли бы наврятли. Для убедительности я постучал ещё несколько раз, результат тот же. Тогда, собравшись с духом, я нажал на кнопку звонка. В глубине дома зашевелились и послышались звуки приближающихся шагов.
- Кто там, кто? - с беспокойством в голосе спросил отец Алек-сандр.
- Отец Александр, это я, Саша. - От голода и перенапряжения по-следних дней мой голос осип и я сам почти его не слышал. - Кто ? - переспросил батюшка, - Саша, ты? Уходи, уходи отсю-да скорее, - начал он нервно тараторить не открывая дверей. - У меня был обыск, взяли подписку что сразу же вас выдам как только увижу. У отца Василия и Анатолия тоже всё перевернули. Из дома напротив за мной наблюдение ведут. Уходи скорее. -
Окончив свою речь он пошёл вглубь дома, давая понять что го-ворить нам больше не о чем.
Постояв немного, я всё-таки решился ещё раз ему постучать. Снова послышались его шаги, но вместо двери открылась форточка и в ней появилось бородатое лицо отца Александра. Видимо любопыт-ство пересилило его страх.
- Отец Александр, - обратился я к нему, - я уже неделю не ел, дайте хлеба. -
- Извини, Саша, а где Евгений? -
- Мы с ним разошлись. -
Через полминуты он просунул мне в форточку полбуханки белого и полбуханки чёрного хлеба и сказал:
- Уходи, Саша, вас везде ищут, ко мне каждый день с проверками приходят. Вот вы натворили. - И, закрыв форточку, удалился.
Мой желудок за неделю уже успел отвыкнуть от еды и есть я не хотел. Хлеб положить мне было некуда и, разломав его руками, я рас-совал его по карманам. Потом посмотрел на часы, - было без десяти минут час ночи. Ровно неделю назад мы с Евгением совершили напа-дение на РУВД, убив при этом людей. Позже в Ветхом Завете я прочёл о заповеди Божией, обращённой к израильтянам, которые ходили на войну и обагрили свои руки вражеской кровью. В ней предписыва-лось, чтобы они по возвращении домой, семь дней находились вне стана и проходили обряд очищения, омывая водой свои одежды и про-водя сквозь огонь металлические предметы. И только по окончании времени очищения они могли вернуться к своим родственникам и со-племенникам. Числа, гл.31, п.п.17-24. Поразительно, но та же самая неделя, по не зависящем от моей воли обстоятельствам, получилась и у меня.

Теперь до рассвета мне надо было вновь уйти из города и где-нибудь спрятаться. В Дивинец идти было уже поздно и я решил дви-гаться по старому маршруту, только не до Лозовой горы, где наверня-ка менты уже выставили засаду, а до детской больницы в Кошарово. Там в лесу я хотел отсидеться всего один день и с наступлением тем-ноты сразу двигаться через город в Дивинец.
Подойдя к воротам, я через щель в досках некоторое время смот-рел за соседним домом, не ведётся ли оттуда наблюдение и, не заметив ничего подозрительного, таким же резким прыжком перемахнул через них. Уже через десять метров я свернул с проезжей дороги в тёмный переулок. Далее как и после нападения на РУВД я пересёк горсад, у стеклозавода 9 января переправился по подвесному мосту через канал, миновал женскую зону и вышел на Кошаровскую трассу. Идя по доро-ге я так замёрз, что набрался смелости и постучался в котельную цве-точной теплицы, куда за минуту до меня зашёл истопник. Но он то ли не слышал, то ли побоялся открыть дверь и я, не искушая судьбы залез в чью-то строящуюся деревянную дачу без окон и без дверей. Там на полу в уголке я проспал два часа, сотрясаясь от пронизывающего хо-лода, и после, пока окончательно не рассвело, пошёл в Кошаровский лес.
В лесу я сразу же разжёг костёр, просушил сапоги и обогрелся. Но какая-то собака спугнула меня своим лаем. С севера к лесу примы-кало водохранилище, и если бы на меня вздумали устроить облаву, то бежать мне было некуда. Поэтому я старался вести себя тихо и не по-падаться на глаза людям.
От лающего пса я стал уходить в противоположную сторону, но он всякий раз обходил меня стороной и опять его лай раздавался на моём пути. Так повторялось несколько раз. Видимо чья-то лайка во-шла в охотничий раж и решила со мной как с диким зверем поиграть в загонялки. Но наверное у её хозяина не было охотничьего настроения, - он никак не реагировал не её позывные, и собака вскоре оставила ме-ня в покое.
Ходить из-за всё более увеличивающихся ран на ногах мне стало значительно тяжелее. Теперь при каждом шаге я испытывал резкую боль в натёртых местах и поэтому старался ставить ноги на всю ступ-ню, не сгибая их в суставах. На церковном ремне закончились дыроч-ки, на которые можно было бы его затянуть, и он обвис на моём ото-щавшем животе. От недоедания и нервного перенапряжения мой голос поменял тембр, а движения тела стали затяжными и скованными. Од-нако в предстоящую ночь мне надо было прошагать ещё около три-дцати километров, и весь день я себя морально подготавливал к этому. Есть не хотелось, но несколько кусков хлеба из чувства необходимо-сти я съел, тщательно и подолгу его пережёвывая.
Меня не столько страшили трудности пути, сколько неизвест-ность его результата. Карты у меня не было и я не знал в каком месте мне надо было сворачивать с железной дороги в затопленный поло-водьем лес чтобы выйти на деревню. Ориентироваться мне предстояло уже по ходу дела на местности. На подходе к деревне менты наверняка установили засады и передвигаться мне надо было крайне осторожно. Но более всего я боялся быть непонятым своими родственниками, - даже лёгкая тень осуждения в их словах была бы для меня почти рав-носильна смерти. Не исключалась возможность и того, что менты мог-ли выместить на них свою злобу или устроить им какую-нибудь про-вокацию. От всех этих бед меня мог оградить только Господь Бог, и в минуты отдыха я не переставал взывать к Нему о помощи.
Как только стемнело я сразу из леса вышел на военную узкоко-лейку и по ней благополучно дошёл до частного сектора. На ночных улицах города было уже пустынно, только в некоторых дворах из-за забора, заслышав мои шаги, злобно лаяли собаки. Несколько раз, не зная проходов между домами, я попадал в тупики, на выход из кото-рых у меня уходило много времени. Наконец мне удалось попасть на старое городское кладбище, где я чуть не провалился в яму, не заметив в темноте наваленной кучи мусора. Пришлось выходить на освещён-ную дорогу и в районе автомобильного моста я вышел на железнодо-рожные пути. На путях мне повстречались железнодорожники: юноша с девушкой, но они меня не узнали, хотя на вокзале, как позже мне сказала жена, уже висели наши фотографии. Далее обойдя вокзал со стороны Вышневолоцкой улицы, я направился по железнодорожным путям в сторону Питера.
На часах было около часу ночи и до рассвета, который в это вре-мя начинался в пять часов, мне надо было успеть уйти за черту города и за станцию Леонтьево, преодолев минимум километров двенадцать.
Моему движению мешали часто идущие в обеих направлениях поезда дальнего следования. Всякий раз когда они начинали прибли-жаться, я сходил с насыпи или прятался за столбами электропередачи, чтобы в свете прожекторов меня не увидели машинисты. Эта мера предосторожности оказалась не лишней, так как после ареста опера-тивник сказал мне, что они обязали всех машинистов сообщать о по-дозрительных людях, идущих по путям. На железнодорожном переез-де у деревообрабатывающего комбината у меня появился соблазн свернуть в татарскую деревню Лютивля, где проживали родственники Джамиля, и попросить у них помощи. Но я вовремя одумался от этого опрометчивого шага и пошёл дальше.
Идти по шпалам из-за натёртых ног мне становилось всё труднее. Но к рассвету я свою задачу почти выполнил, оставив километра за три позади себя станцию Леонтьево. С началом утреннего движения электричек мне пришлось свернуть в лес, где найдя место посуше, я часа два хорошо поспал, расположившись прямо на земле. А когда наступило дневное окно в их движении, я с трудом успел дойти до станции Академическая и весь остаток дня отсиживался на разрушен-ной Зареченской коровьей ферме, которая числилась за моим родным совхозом Боровно. Теперь, чтобы идти дальше, мне вновь надо было дожидаться темноты.
Днём прошёл первый весенний дождичек, который впрочем был довольно-таки холодный. Я посмотрел в ту сторону где за академиче-ским карьером в пяти километрах от меня находился трактир и мой дом. Над тем местом сгустились огромные чёрные тучи и без конца хлестали разряды молний. Конечно же там на каждом шагу в засаде сидели переодетые менты и идти туда не имело никакого смысла.
Я доел остатки хлеба, пожевал молодую, только что проклюнув-шуюся крапивку и с наступлением темноты двинулся дальше. На станции в это время стояло много грузовых составов, идя между кото-рыми, я незамеченный обходчиками миновал её. Далее, прошагав ещё около двух часов, я остановился на ночлег, так как не знал точного места поворота на деревню, и в ночном лесу мне делать было нечего. Для сна я залез на чердак деревянного сарая, где хранились бочки с креозотом и инструмент путевых рабочих. Во время сна, помню, ужасно замёрз, так как мокрые сапоги пришлось снять, а голые ноги прикрыть было совершенно нечем. Поэтому время от времени у себя под курткой я жёг зажигалку и таким образом немного согревался.
Как только забрезжил рассвет, я сразу двинулся в глубь леса. Лес был девственным и идти по нему, обходя бесчисленные заводи и пова-ленные деревья, оказалось делом крайне тяжёлым. Минут через три-дцать пересёк ЛЭП, стоящую параллельно железной дороге. Немного поплутав вдоль неё, я понял, что это не та ЛЭП, что идёт возле Дивин-ца и, перейдя её, пошёл в глубь леса дальше.
Неожиданно для себя спугнул двух лосей, которые заслышав ме-ня, сломя голову понеслись прочь, с треском ломая на своём пути встречные кусты и ветки.
Пройдя ещё небольшое расстояние, я набрёл на лесную тропу. Вероятно поблизости должно было находиться человеческое жильё. И действительно, минут через двадцать хода, я увидел за деревьями де-ревенские избы, стоящие на берегу озера. Их хозяева находились дома, так как из печных труб вовсю валил дым. Этого населённого пункта я не знал и поблизости от Дивинца он точно находиться не мог. Предпо-ложительно это могла быть Подшевелиха, но тогда с железной дороги я свернул рано и по лесу предстоял ещё не малый путь.
Было всего около семи утра. Не решившись зайти в деревню, я развернулся и пошёл в обратную сторону. Вдруг по ходу моего дви-жения в лесу раздались голоса людей, которые шли по тропе на встре-чу мне. По началу из-за сильной усталости я хотел открыться им, но в самый последний момент спрыгнул с тропы и спрятался за ёлками. Бе-седуя, они прошли совсем рядом и не заметили меня. Сейчас я думаю что поступил тогда правильно, так как милиция многих местных охот-ников мобилизовала на мои поиски.
После этой встречи я прошагал ещё часа три и окончательно вы-бился из сил. Вокруг была всё та же картина: бесконечные заводи, водные протоки и поломанные деревья, на обход которых уходило много сил и времени. Из-за усталости и ран на ногах почти каждые тридцать метров приходилось останавливаться и отдыхать присло-нившись к дереву, так как не находилось сухого места куда бы можно было присесть. Шёл я уже чисто интуитивно наугад и вполне вероят-но, что мог ходить по одному и тому же месту кругами. Подступило отчаяние и мне уже начало казаться, что из этого леса я никогда не выйду, найдя здесь свою смерть. Но слабости, переходящей в апатию и сон, которые обычно предшествуют предсмертному состоянию, я не испытывал. Просто было состояние близкое к панике. Собрав свою волю в кулак, я решил всё время идти в одном направлении, для этого держа солнце постоянно со стороны правого глаза. Ведь не возможно же было, чтобы лес никогда не кончился.
И действительно, не прошло и десяти минут как мне удалось выйти на совхозное поле. По нему я сразу определил место где нахо-жусь и в каком направлении следует идти дальше. По моим подсчётам до деревни оставалось не более двух часов хода, а так как всего было двенадцать часов дня, то времени до наступления темноты оставалось ещё достаточно. И примостившись на краю леса, я лёг спать на тёплом весеннем солнышке.
Надо сказать, что с момента побега от здания РУВД, я всё время находился в сильно подавленном состоянии. Со стороны не было ни-какой поддержки и временами казалось, что на меня ополчился весь белый свет, от которого я сейчас скрывался. Очень сильно давило на подсознание видимое нарушение мною заповеди "Не убий". И хотя под свои действия я давно подвёл теоретическое обоснование, испы-тание их практикой оказалось делом не простым.
Находясь уже совсем не далеко от своих родственников, я поче-му-то не сомневался, что смогу ночью незамеченным к ним пробрать-ся. Гораздо больше страха я испытывал от самой встречи из опасения быть осуждённым с их стороны. В таком тревожном состоянии я за-дремал, лёжа на солнцепёке.
И мне приснился сон, в котором присутствовал я и ещё Кто-то. В нашей с Ним дискуссии я говорил Ему, что вот как не хорошо всё по-лучилось и теперь все люди проклинают меня. Но с Его стороны я по-лучил очень сильное внутреннее убеждение что это не так, и что даже в среде милиции не мало сочувствующих мне людей, которые не хотят чтобы меня поймали.
Ободрённый такой поддержкой я проснулся и сразу отправился в путь, чтобы до наступления темноты иметь время для наблюдения за домом.
Деревня Дивинец находится на берегу одноимённого Дивинецко-го озера. В неё ведёт одна единственная дорога, по которой в деревню можно приехать и уехать. Со стороны противоположной озеру, её ок-ружают совхозные поля, перемежающиеся с девственными лесами и болотами. Дом моего тестя стоял на краю деревни и между ним и ле-сом простиралось поле размером примерно семь гектаров, которое тесть получил как пай при выходе из совхоза. На этом поле неболь-шими островками росли небольшие заросли деревьев. Перебегая от одной заросли к другому, я надеялся незаметно подобраться почти к самому дому.
Раны на ногах у меня стали настолько чувствительны к прикос-новению, что я уже не смог одеть сапоги. Связав их верёвкой, я пере-кинул их через плечо, и по песчаной тропке, шедшей посреди поля, пошёл босиком. Но даже босому мне идти было нелегко и, вглядыва-ясь в окружающий лес на предмет засады, я двигался крайне медлен-но. Через час показались знакомые мне высоковольтные опоры ЛЭП, а за ними я увидел и Дивинецкое озеро. Хоть эти места и были мне зна-комы, но точных входов и выходов к дому тестя я не знал. Поэтому пробираться пришлось на ощупь, часто с большими погрешностями в расстоянии.
На подходе к ЛЭП из опасения быть замеченным я сразу свернул в лес и, не одевая сапог, побрёл по раскисшему болоту, проваливаясь в некоторых местах по колено в грязь и воду. Ледяная вода приятно ос-тужала горящие раны и не причиняла им никакой боли.
Менты позже обнаружили следы моих ног. Но вычислить они меня тогда не сумели. Всякий раз их засады, которые маскировались под рыбачков и охотников, я обнаруживал ранее, чем они могли заме-тить меня.
Во всё время перехода меня постоянно мучила жажда. Поначалу я воду носил в полтора литровой пластиковой бутылке, которую на-шёл по дороге. Но в лесу было много талых протоков и ручьёв, и вы-бросив бутылку за ненадобностью, я частенько прикладывался к ним, чтобы напиться. Странным образом пустая вода из ручьёв не только утоляла мою жажду, но и придавала сил и энергии.
Обойдя зарослями дом финдиряевского фермера, который имел участок земли на берегу озера почти под проводами ЛЭП ( о нём я пи-сал в главе №6 ), я вскоре вышел на край поля своего тестя и перебеж-ками добрался до ближайших к дому зарослей, где залёг ведя наблю-дение за окружающей местностью.
Было всего пять часов вечера и до наступления темноты остава-лось ещё пять часов. Я лежал в семидесяти метрах от дома, спрятав-шись за кустами в небольшой яме. Ни листья, ни трава ещё не появи-лись и маскирующий эффект от растительности был незначительным.
Сначала я увидел Вадюху, десятилетнего парнишку, младшего брата своей жены. Потом во дворе показался тесть, который в руках держал какой-то инструмент, похожий на пистолет. Вместе с ним он по лестнице полез на чердак сарая, где хранилось сено. Во дворе, по-гавкивая, бегал их пёс по кличке Бой.
При виде родственников и из-за отсутствия видимой опасности у меня радостно заколотилось сердце, и появилось желание немедленно им дать знать о себе. Я привстал и помахал им рукой в надежде, что они меня увидят. Но занятые своими делами они не смотрели в мою сторону. Неожиданно неизвестно откуда пришедшая мне мысль о том, что раз решил дожидаться темноты, то так и надо поступать, остано-вила меня и я снова опустился в свою яму. Пролежав все пять часов и наблюдая за домом и окружающей местностью, я так и не заметил ничего подозрительного.
Наконец начало темнеть и в доме у тестя на кухне загорелся свет. Я находился под углом к окну и мне не было видно кто находится внутри. Пересиливая страх, я осторожно пошёл к дому. На кухне за столом спиной ко мне сидела тёща, а за углом у входной двери разда-вались голоса подвыпившего тестя и ещё какого-то мужика.
Протянув руку я тихонько постучал в окно. Тёща повернула го-лову и стала пристально всматриваться в меня. На её лице отобразился одновременно и испуг, и удивление. Узнав меня, она быстро вышла на улицу и заговорила:
- Саша, милиция только - только, час назад от нас уехала, тебя и Евгения везде ищут. Ты их не видел? Катю каждый день на допрос в город вызывают, Димку на десять дней арестовывали. Какая-то поис-ковая группа с Москвы приехала, детектор лжи привезла, всех на нём проверяют. А Евгений где, с тобой? -
- Мы разошлись с ним, - ответил я. - А кто у вас дома, кто там сейчас за домом разговаривает? -
- Да это Витя с соседом, каждый Божий день пьют. Не надо что-бы они тебя видели. -
- Ольга Витальевна, я уже десять дней ничего не ел, дайте что-нибудь поесть, и если можно сапоги резиновые принесите, а то все но-ги стёр пока добирался до вас. -
- Сейчас, подожди меня здесь, - она развернулась и пошла в дом.
Вместо неё из-за дома вышел тесть и подойдя ко мне сразу стал меня обнимать:
- Саня, - обхватил он меня за плечи, - следователь всего час назад от нас уехал. Допрашивал нас всех по очереди. Двое их было. Их ма-шина здесь возле дома стояла. Ты не видел как они уезжали? -
- Нет, я уже пять часов за домом наблюдаю, и никаких следова-телей не видел. Вас видел как вы по двору ходили, а их нет. -
- Ну как же, с такой трубой они ходили, - он показал руками длину трубы. - На сарай ещё с ней лазили, сено просвечивали, тебя под ним искали. Смотри не попадайся им. Они сказали что арестовы-вать тебя не будут, сразу при задержании разрывную пулю в голову и всё. -
- Я знаю, Вить. А разве это не ты с Вадюхой за сеном лазил? -
- Нет, это мент был в гражданку переодетый. Они вот только что уехали. - Теперь после его слов я понял какой опасности чисто интуитив-но мне удалось избежать. Поверни мент голову от своего инструмента в мою сторону и его угроза могла осуществиться. Бог спас меня от близкой смерти!
- Саня, - прослезился тесть, - как вы теперь с Катюхой - то жить будете? -
Мне и самому было жалко свою молодую жену.
Тёща в это время выпроводила соседа и собирала мне продукты и необходимую одежду. Минут через десять, пока мы с Виктором Кон-стантиновичем делились последними новостями, она вынесла в двух целлофановых пакетах варёную картошку, полтора литровую бутылку горячего сладкого кофе, хлеба, сухарей, печенья, кусок сливочного масла и сахарного песка в пакете. Потом принесла свитер, резиновые полусапожки, две пары шерстяных носок и пару моих, оставшихся с бани, штанов. Я сразу переобулся и почувствовал резкое облегчение в ногах от прикосновения мягкой и самое главное сухой шерсти.
- Саша, у тебя деньги-то есть? - спросила меня тёща.
- Нет, откуда, Ольга Витальевна. -
- На тебе пятьсот рублей, мне их как раз недавно Катя дала. - Она протянула мне бумажку одной ассигнацией. - Может быть тебе удаст-ся отсюда куда-нибудь уехать. - "Куда я сейчас уеду на эти деньги, если кругом всё милицией об-ложено", - подумалось мне. Я поблагодарил Ольгу Витальевну и убрал деньги в карман.
Неожиданно со стороны деревни послышался рёв сильно газую-щего автомобиля без глушителя. Машина быстро ехала по направле-ние к нашему дому. Из опасения быть замеченным я прижался к стене. Не останавливаясь на высоких скоростях она промчалась мимо нас с противоположной стороны дома и укатила в лес.
- Не бойся, - сказала тёща, - это Миша Феоктистов напился и с охотниками гоняет. -
Я и сам догадался, что это был он. Миша Феоктистов был един-ственным в нашем городе ювелиром и имел прозвище Мишка - золо-тая ручка. Но жил с семьёй он не далеко от посёлка Академический возле Детского дома. Миша имел хорошие связи с городским началь-ством, милицией и московскими бандитами, которые любили к нему ездить на пьяный отдых.
То что он гонял возле дома моего тестя было не с проста и вызва-ло у меня сильное подозрение.
Через некоторое время в лесу раздалось несколько выстрелов и машина на большой скорости пронеслась обратно.
- Саша, я Кате что ты к нам приходил говорить пока не буду, - продолжила разговор тёща. - А то её каждый день на допрос в город вызывают, вдруг не выдержит и расскажет. -
- Правильно, Ольга Витальевна, - одобрил я её решение, - пока ничего не говорите. - - Вить, - обратился я к тестю, - ты не замечаешь, наблюдение за вашим домом ведётся? -
- Сань, а кто его знает. Так-то я не вижу, а может где-нибудь в кустах и сидят. Так что тебе пока лучше здесь не появляться. Надо нам с тобой договориться где мне продукты в следующий раз для тебя ос-тавить. Пойдём место поищем. -
На прощание Ольга Витальевна мне сказала:
- Саша, знай, что бы с тобой не случилось, мы тебя любим. -
От её слов у меня радостно заколотилось сердце, они мне были как елей на душу. Поблагодарив её, мы с Виктором Константиновичем побежали в ночную темноту.
У одного из лесных островков на его поле он остановился и, по-казав рукой на место где спрячет сумку сказал:
- Давай хоть сюда положу. Я её чуть травой прикрою, чтобы со стороны заметно не было. Запомнил место? -
Я посмотрел по сторонам, чтобы сориентироваться, но в темноте все эти островки походили один на другой. - Запомнил, - ответил я, надеясь в случае чего отыскать её не с первой попытки.
- Когда? -
Я и сам не знал когда мне приходить.
- Ну давай через три дня, это будет четверг. -
- Давай в четверг. Только точно. -
- Точно приду, - пообещал я.
Он крепко обнял меня, прижавшись своей щекой к моему лицу.
- Сань, ну счастливо тебе. - - Спасибо вам, Вить, за всё. -
Попрощавшись, мы разбежались каждый в свою сторону: он до-мой, а я под спасительный покров леса.
После встречи с родственниками на душе стало спокойнее, но положение моё всё равно продолжало оставаться безвыходным. Сдаться я боялся из-за мести ментов, так как не без основания считал, что после короткого допроса они меня пристрелят. Но и вечно бегать от них я тоже не мог, иначе моя акция превратилась бы в чисто уго-ловное деяние. Был ещё и третий вариант, - это окопаться здесь в лесу, вырыв себе землянку. Но я считал трусливым и аморальным всё время сидеть на шее у родственников и навешивать на них обузу конспира-ции. Рано или поздно мне надо было держать ответ за свой поступок перед обществом.
Отсидевшись два дня в лесу, в четверг, это было как раз 22 апре-ля - день рождения Ленина, я отправился за продуктами, спрятанны-ми для меня тестем. Вышел я пораньше, чтобы иметь время для на-блюдения за местностью. Ориентировался я ещё достаточно плохо, мысленно выстраивая где что находится. Но по ошибке взял направле-ние чуть левее и обошёл дом метрах в пятидесяти от его видимости. Неожиданно на моём пути встала болотина, которую ни справа, ни слева обойти было не возможно. Пришлось мне преодолевать её пры-гая с кочки на кочку. Так я прыгал, прыгал пока не провалился в воду по низ живота. Теперь, думаю, мне бояться нечего, всё равно замочил-ся и надо идти дальше. Как раз, помню, день выдался облачный и вре-менами моросил дождь.
Чем дальше я шел, тем становилось глубже. Вода достигала мне уже почти до груди. Потом чувствую что земля под ногами заходила ходуном, посмотрел вниз, а я оказывается стою на колышущейся под водой траве. Я сделал ещё один шаг и чуть не ушёл под воду с голо-вой, но до дна ногой так и не достал. Тогда резко оттолкнувшись гру-дью от воды, я занял своё прежнее положение. Пригляделся и увидел, что внизу между травой чернело пространство в полтора метра шири-ной, которое мне надо было перепрыгнуть, чтобы не окунуться с голо-вой. Собравшись с силами, я удачно это сделал и ещё минут пять брёл до противоположного берега.
На том берегу сразу начались поля. Побродив по ним около часа, я наткнулся на край какой-то деревеньки. Постепенно сообразил, что нахожусь с тыльной стороны деревни Федово, которая стояла на доро-ге между Боровно и Дивинцом.
Я снял с себя мокрую одежду и развесил её на ветвях молодого дерева, чтобы она подсохла, а сам вёл наблюдение за редким движени-ем автотранспорта по дивинецкой дороге. Отсюда мне удобно было стартовать в Тубосс к Дубровину Николаю, но без еды я не решился этого сделать, так как не знал что меня там может ожидать. Надо было возвращаться, и когда заморосил дождь, я оделся и отправился в об-ратный путь.
Второпях с местом перехода я ошибся и зашёл в воду ближе к дороге. Ручей в том месте оказался шире и почти с самого начала мне пришлось идти по грудь в воде. Я посмотрел на лево и увидел сквозь редкие голые деревья что нахожусь практически рядом с дорогой. Ес-ли бы по ней сейчас кто-нибудь шёл или ехал, то он мог бы спокойно наблюдать за моим весенним заплывом. В небе в это время появился моторный самолёт, который на средней высоте медленно пролетал почти у меня над головой.
Я ускорил шаг и пошёл наискось, стараясь подальше удалиться от дороги. Иду десять минут, двадцать, под ногами всё та же колышу-щаяся трава, да глубокие ямины, в которые можно было провалиться. Чтобы этого не случилось, приходилось часто маневрировать, ища об-ходные пути. Но самым ужасным было то, что на горизонте никак не появлялся противоположный берег, и маячила всё та же гладь воды с торчащими из неё засохшими деревьями. Вдруг меня охватил страх , что от нехватки сил могу здесь утонуть. Надо было только перестать бороться, поджать ноги и идти на дно. От таких мыслей и представле-ний мне почему-то стало смешно. С одной стороны страх от видимого, с другой смех от представляемого. Делать нечего, - пока есть силы и идётся - надо идти.
Минут через двадцать пять я всё-таки добрался до противопо-ложного края болотины. Там я вылил из сапог воду, отжал носки со штанами, проверил лежащие в кармане документы. Они немного под-мокли, но чернильные росписи пострадали не сильно, так как во время переправы я старался держать их выше уровня воды.
Пройдя через лес за деревней, я укрылся на расстоянии семидеся-ти метров от дома тестя и стал вслушиваться в окружающие звуки. Во дворе у них, нагоняя на меня страх и сомнения, постоянно лаял Бой. Еда, что дала мне тёша, закончилась ещё утром, осталось лишь немно-го сливочного масла и сахарного песка. А насквозь промокшую одеж-ду поливал не прекращающийся моросящий дождь. Присесть мне тоже было некуда, так как под ногами чавкала болотная жижа. Из-за не-удачного перехода и пережитых в нём опасностей настроение в конец испортилось.
Дождавшись темноты, я осторожно вышел из своего укрытия и направился к лесным островкам, чтобы найти спрятанную тестем сум-ку с продуктами. Но обойдя их, я нигде не смог её найти. "Или я за-был, где она должна лежать, или из-за слежки тесть не решился её спрятать", - подумалось мне и я решил не подходить к дому из опасе-ния нарваться на засаду. Теперь к моей физической и душевной уста-лости вполне реально мог присоединиться и голод. Я и так сильно ос-лаб от предыдущей десятидневной голодовки и от незаживающих ран на ногах, которые мешали мне нормально передвигаться. Теперь надо было искать новое место, где бы мне можно было приобрести еду.
С такими невесёлыми мыслями я пошёл в лес по дороге, идущей вдоль озера. Из-за наступившей темноты я шёл прямиком, чувствуя себя в полной безопасности. Странным образом при ходьбе из-под мо-их ног не исходило ни одного звука, что меня в тот момент немного удивило.
Вдруг на подходе к лесу чуть в стороне от дороги я неожиданно для себя увидел маленький огонёк. Он находился примерно в пятна-дцати метрах впереди меня и между нами не было никакой преграды. Я остановился как вкопанный и присмотрелся. Огонёк был горящей сигаретой в руках мужчины. Рядом с ним возле крохотного костерка на корточках сидело ещё два человека. Один из них находился спиной ко мне и своим телом закрывал свет костра. Они тихо почти шёпотом беседовали, как будто чего-то боясь. В пяти метрах от них ближе к озеру бросали на меня отблески света лобовые стёкла УАЗика. "Мен-ты, косящие под рыбачков", - сразу пронеслась у меня мысль в голове.
После ареста на допросе ответственный за мои поиски полковник Петроченко Пётр Петрович поинтересовался: не видел ли я эту засаду. Но свой разговор с ним я опишу позже.
Да, я их видел прямо перед собой в пятнадцати метрах, но заня-тые своей беседой, они не видели меня. Если бы их внимание было обращено наружу, то я не мог бы остаться незамеченным. Складыва-лось впечатление что Бог, закрыв глаза моим преследователям, специ-ально привёл меня на них посмотреть.
Не делая резких движений, я, перетаптываясь на месте развер-нулся, и не оглядываясь, медленно пошёл в обратную сторону. Самое интересное , что в тот момент я сам не слышал своих шагов, как будто шёл по воздуху.
Отойдя чуть подальше, мне пришлось свернуть на старую доро-гу, которая шла через лес. Там в темноте я с неё сбился и забрёл на ка-кую-то болотину, где не было ни сухих дров, ни сухого места, чтобы присесть. Чтобы не заблудиться окончательно, я решил оставаться на месте.
Тем временем дождик прекратился, небо очистилось от облаков, засверкав звёздами и ударил крепкий морозец. Моя кожаная куртка, промокшая во время дневного плавания, сразу заиндевела, а тело от холода стала бить сильная дрожь.
Меня опять стали одолевать смертные мысли. К своей радости в темноте я наткнулся на старую поваленную берёзу, древесина кото-рой превратилась в труху, но на ней было большое количество легко отделяющейся бересты. С этой бересты я разжёг небольшой костёр-чик. Свет от него сделал видимым окружающий лес и я ещё дополни-тельно наломал сухих веток с близстоящих ёлок. У этого скудного костерка я и согревался до самого рассвета, подставляя под него то ру-ки, то спину. При приближении к огню от промокших штанов и курт-ки начинал идти пар, а по замёрзшему телу прокатывалась приятная расслабляющая дрожь.
В ту ночь абсолютную лесную тишину нарушал только рёв реак-тивных самолётов, находящихся на Хотиловском аэродроме. Хотя аэ-родром и отстоял от меня километров на двадцать, но разделяющий нас лес нисколько не уменьшал силы звука и казалось истребители, прогревающие на форсаже свои движки, находятся под самым моим ухом.
Это начавшееся пробуждение военных радовало меня. За время двухмесячного моего скитания по лесу учебные полёты проводились каждую неделю, а то и чаще. Конечно по сравнению с советскими го-дами, когда боевые эскадрильи бороздили небо ежедневно, это был мизер. Но всё-таки ВВС начали оживать после пятилетней могильной тишины демократического правления.
Некоторых хотиловских лётчиков я знал лично. Они частенько посещали мой вагончик и делали заказы когда я работал ещё за стой-кой барменом. В первые годы либеральных реформ их военный кол-лектив, впрочем как и вся страна, подвергся сильному морально-нравственному разложению. Поддавшись духу реформ многие офице-ры и прапорщики занялись коммерцией, а некоторые от безделья про-сто спивались. При чём коммерсантов было больше среди лётчиков украинцев и других национальных меньшинств, а среди русских - пьяниц. Особо хорошо наживались прапорщики, офицеры и даже про-стые солдаты, работающие со спиртом и ГСМ, среди которых выде-лялся еврей старший лейтенант Резин. Он частенько посещал мой трактир с молодой длинноногой русской красавицей, делал ей дорогие подарки и почти никогда при этом не брал сдачи.
Впрочем никого из военных я не осуждаю, так как и сам тогда был подвержен духу стяжательства, - время такое было.
С наступлением рассвета я сразу же вышел на потерянную мной впотьмах дорогу и направился в сторон ЛЭП. Теперь, после обнару-жения засады, у родственников мне делать было нечего и надо было искать другое место добывания продуктов.
Минут через двадцать я достиг просеки и тут со мной произошёл курьёзный случай. Только я взошёл на не большую горку, чтобы по-смотреть в даль в сторону Бологовского района, куда намеревался от-правиться, как сзади себя услышал отчётливые шаги, идущего по воде человека. "Всё, выследили меня", - промелькнула в голове мысль. Я замер в испуге, ожидая выстрела или команду стой. Простояв так се-кунд десять, я стал медленно поворачиваться, чтобы увидеть того, ко-му принадлежали эти шаги. Внизу, метрах в двадцати, не обращая на меня никого внимания, в болотине сидел огромный бобёр и лапками умывал свою морду.
Налюбовавшись картиной девственной природной жизни, я по-шел в глубь леса, чтобы отдохнуть после бессонной ночи. Там я раз-жёг костёр и стал сушить свои промокшие вещи и документы. С собой у меня был паспорт, военный и комсомольский билеты, права и четыре бумажные иконки: Христос Вседержитель, Николай Чудотворец, Ксе-ния Петербургская и Образ Пресвятой Богородицы Скоропослушни-цы, который мне подарили у старца Николая Гурьянова. От влаги лис-ты в документах немного покорёбились, но подписи в общем-то не по-страдали. Хотя это уже большого значения и не имело, так как с ними меня бы немедленно арестовали.
В тот день уснуть мне так и не удалось. Со вчерашнего утра я ни-чего не ел и голод толкал меня на поиски пищи, так как чувствовал, что из-за потери сил наступает предел моей активности. По ЛЭП я ре-шил уходить в Бологовский район в надежде отовариться на тёщины деньги в каком-нибудь сельском магазине.
Погода выдалась хорошей и весь день, останавливаясь лишь на короткие передышки, я прошагал по лесной просеке, с росшими на ней молодыми деревцами и кустарниками. Над моей головой угро-жающе потрескивали высоковольтные провода, а по сторонам дикая русская природа являла себя в первозданной силе и энергии. Один раз буквально у меня из-под ног вылетел огромный глухарь, который, ве-роятно, во мху клевал прошлогоднюю клюкву. И я заметил одну коч-ку, усеянную крупными налитыми красными ягодами. Конечно, они больше порадовали мои глаза, чем желудок, так как большой пита-тельной ценности горсть водянистых кисло-горьких ягод не имела.
Из опасения перед "охотниками" и засадами мне приходилось частенько останавливаться и прислушиваться к окружающим звукам.
К вечеру я вышел к колхозным полям и маленьким заброшенным деревенькам, которые обходил стороной. Сил уже почти не оставалось и я с трудом переставлял свои ноги. Причём усталость исходила не из натруженных мышц ног или спины, а из области живота. Теперь я на практике понял молитву, в которой под просьбой о даровании живота, то есть жизни, подразумевается именно дарование жизненных и телес-ных сил, которые взаимосвязаны.
До наступления темноты я еле успел присмотреть себе место для ночлега, выбранное мною на высокой горушке, поросшей лесом. Там на крутом склоне я разжёг костёр. В рядом стоящей деревеньке, слыша треск от ломаемых мною на дрова сучьев, всю ночь злобно заливалась чья-то собака.
Вытянувшись на земле вдоль костра, я, часто просыпаясь от хо-лода, уснул. Но сил на заготовку дров у меня уже не было, и когда костёр потух, я свернулся калачиком и в полудрёме провёл остаток ночи.
Как только рассвело я выбрался на просёлочную дорогу и сразу оказался в небольшой деревне, стоящей на берегу озера. В ней ещё все спали и на улице стояла тишина. Из подворотни одного из домов на-встречу мне вышел молодой парень лет тридцати, одетый по сельски в рабочую одежду. В руках он держал спиннинг и, вероятно, направлял-ся на рыбалку. Когда мы поравнялись я спросил его осипшим от сла-бости голосом:
- Скажи, дорогой, далеко здесь магазин находится? -
- Да, далеко. Надо идти до станции Бушевец, километров пять от-сюда, и он махнул рукой, показывая, куда мне надо идти дальше. - Но если тебе нужен самогон, то недалеко отсюда в соседней деревне у бабки купить можешь за пятнадцать рублей. -
Вероятно он меня принял за не опохмелившегося алкоголика.
- Слушай, - говорю я ему с плохо скрываемым волнением в голо-се, - а у тебя дома хлеба нету, а то жрать хочу, я бы у тебя купил. - - О-о-о, нет, - протянул он. - Осталось две буханки, но мы ещё коров не кормили. А новый привезут не скоро. -
Он пожал плечами в знак того, что ничем не может мне помочь и пошёл своей дорогой по направлению к озеру. Пошёл и я дальше в указанную им сторону. Сзади послышался шум приближающегося трактора. Я старался идти ровно и плавно, чтобы не было заметно, что у меня нет сил и болят ноги. Тракторист, обогнав меня, оглянулся, ве-роятно, заприметив в моём виде что-то необычное.
Вот стали заметны дома соседней деревни. Войдя в неё, я стал обращать внимание на наличие у домов телевизионных антенн, так как по телевидению уже наверняка показывали наши с Евгением портре-ты.
На выходе из деревни во дворе самого последнего дома я увидел бабку, работающую по хозяйству. Подойдя к калитке я спросил её:
- Бабуль, молока не продашь? - и без спроса вошёл к ней во двор. Она тут же зашла в дом и добродушно предложила:
- Заходи. -
В доме кроме неё находилась ещё одна старуха. На газовой плите в кастрюле с открытой крышкой варился суп. Впустив меня, бабка спросила:
- А у тебя банка есть? -
- Не, нету, - раздосадовался я, что могу лишиться пищи из-за такой мелочи.
- Ладно, я тебе свою дам, потом принесёшь. -
- Ну, конечно, куда я денусь. Бабуль, а вы хлеба не продадите, а то я купить не успел, - соврал я насчёт хлеба.
На столе у них лежало полбуханки чёрного хлеба и мне очень захотелось им завладеть.
- Ой, даже не знаю, у меня мало, - запричитала бабка. - Сегодня к нам на выходные должен сын с семьёй из Бологое приехать, нам са-мим мало будет. Да тут, сынок, автолавка ходит, или до станции иди, там магазин есть. -
И она объяснила мне по каким дням и во сколько к ним ездит ав-толавка. Но после своего объяснения она всё-таки отрезала мне полбу-ханки белого и полбуханки чёрного хлеба. - Спасибо, бабуль, - поблагодарил я её.
Она вынесла мне трёхлитровую банку молока и спросила:
- А самогону тебе не нужно? - вероятно приняв меня за приезже-го рыбачка.
Самогона мне было не нужно, но чтобы не вызвать в ней подоз-рение, я решил ей подыграть:
- Давай, а сколько стоит? -
- Пятнадцать рублей. -
Случайно я попал к той самой старухе, к которой мне порекомендовал обратиться рыбак из соседней деревни, - сразу догадался я.
После расчёта я отошёл от её дома метров на пятьдесят и сразу свернул в поле, торопясь чтобы меня не могли заметить случайно про-езжающие автомобилисты. В ближайшем лесочке я спрятался за де-ревьями и сразу приступил к трапезе.
Моё новое местонахождение оказалось удобным и для того , что-бы прятаться, и для того, чтобы вести наблюдение: к дороге примыка-ло поле, изрезанное многочисленными рощицами, а само поле упира-лось в лес, где было не мало сушняка, необходимого для разведения костра. Рядом же в посёлке находился и магазин, где можно было ку-пить продукты. Туда я решил отправиться на следующий день в вос-кресенье.
Добрался до него я благополучно, стараясь поменьше попадаться людям на глаза. Жители посёлка в этот выходной день в основном за-нимались возделыванием огородов после весеннего таяния снега.
Отстояв очередь, я отоварился сразу на сто пятьдесят рублей, стараясь набирать продуктов не дорогих, но калорийных: четыре бу-ханки чёрного хлеба, три белого, печенье, пряников, подсолнечного масла, сухого молока. Купленная мною еда еле помещалась в два стандартных целлофановых пакета с ручками.
Во время стояния в очереди я случайно увидел себя в зеркале прилавка и чуть не обомлел, увидев своё отражение. На моём лице бы-ли тёмные пятна грязи, - за все пятнадцать суток бегов я ни разу не умывался.
После этого случая я каждый день, несмотря на холод, умывался в проточной воде и иногда в ней полоскал свою одежду.
Дни моего нахождения в лесу были похожи один на другой, - в светлое время суток я собирал дрова, ходил кругами по полю, наблю-дая за движением на дороге и обдумывая своё положение, а с наступ-лением темноты разжигал костёр и ложился спать.
Один раз во сне я почувствовал сильное жжение в правой ноге и, когда открыл глаза, то увидел, что на ней факелом горит мой сапог. Во сне я слишком близко приблизил свою ногу к костру и резиновая обувь загорелась от его пламени. Но всё тогда обошлось благополуч-но, - вскочив, мне одним ударом удалось сбить пламя, - немного по-страдал лишь протектор на подошве.
Временами мне казалось, что все эти события происходят не со мной, а в каком-то художественном фильме, по отношению к которо-му я простой зритель. Когда я утром открывал глаза и видел над собой ветки деревьев и утреннее солнечное небо, то иногда не мог сообра-зить - как я здесь оказался, реально ли всё видимое мною или мне на-до проснуться? Почему за мною гоняются менты и хотят убить меня, если никому никогда в жизни я не желал зла? Лишь когда я вставал и начинал движение по хозяйству ко мне возвращалось понимание мое-го реального положения и своей тяжестью оно, ни на минуту не осла-бевая, начинало давить на моё сознание.
Если смотреть на мой поступок с позиции простого обывателя, то, конечно, в их глазах ничего кроме зла я не совершил - погибло трое мужчин в цвете лет, без отцов осталось пятеро малолетних детей, близкие их родственнике потеряли сыновей и мужей, - кормильцев своих семей. Здравомыслящие работники милиции, добросовестно и критически относящиеся к сегодняшнему положению дел в органах, наверное, смогли бы понять меня. Но они бы сказали, что я выбрал не тот путь, так как ничего кроме трёх ненужных трупов он не дал и дать не мог. Однако я сам себя считал бы психически больным человеком, если бы имел чисто человеческие мотивы своего поступка. Да, конеч-но, частично элемент абсурда присутствовал в моих планах. Но если на всё смотреть с позиции здравого смысла, то ни одно серьёзное и трудное дело начинать не стоит, так как здравый смысл найдёт тысячу причин почему оно не выполнимо. Об этом, кстати, пишут все амери-канские теоретики жизненного успеха, и здесь я с ними согласен.
Главным мотивом моего поступка была ревность по Христу, имя которого находилось в забвении и поругании в демократической Рос-сии. И в этом же заключался его мистический смысл, который тогда я до конца не осознавал, но чувствовал. Я хотел угодить прежде всего Господу, а не людям. И поэтому для меня важна Его оценка моих дей-ствий, на которые Он меня подвигнул и, которые Он таким образом устроил.
То, что мне сильно удалось уязвить дьявола, Господь один раз дал мне прочувствовать буквально всеми порами моего тела. Как-то днём я отдыхал на двух положенных рядом брёвнах, и вдруг ощутил невидимое присутствие кого-то огромного, который излучал на меня свою ненависть. От его дыхания меня объял смертный ужас и от стра-ха моментально тело стало ватным. Не понимая что происходит и от-куда взялся этот страх, я медленно поднялся и как парализованный стал медленно ходить туда сюда, цепенея от ужаса. Это продолжалось не долго, может быть минут пять, но я точно помню, что такое моё со-стояние не было вызвано ни конкретными видимыми обстоятельства-ми, ни мысленно представляемыми бедами.
Через три дня продукты у меня закончились и я ещё раз сходил в магазин. На этот раз некоторые местные жители меня заприметили и стали пристально обращать на меня внимание. Достаточно было кому-нибудь из них узнать меня по показанной по телевидению фотографии и звонок в милицию был бы гарантирован.
В субботу погода начала резко портиться. Весь вечер под прон-зительным сильным ветром я бродил по полю, вглядываясь в потем-невшее от туч небо. И когда уже окончательно стемнело, я сорвался со своего места и пошёл к дому тестя. Тогда многие свои решения мне приходилось принимать под воздействием предчувствий и интуиции, которые ни разу меня не подводили. По ночной дороге, прячась на обочине от фар проезжающих автомобилей, я миновал обе деревеньки и вскоре оказался у просеки ЛЭП. Дальнейшее продвижение в темноте было невозможно, и я разжёг костёр, возле которого провёл ночь. А в десять часов утра я уже находился на краю поля своего тестя.
На календаре, как сейчас помню, числилось второе мая - день тридцатилетия со дня смерти моего отца. Конечно, ничего особенного в этом не было, но когда человек находится под властью страхов, его может пугать магия цифр, тем более что со своим отцом я и родился в один день.
Тем не менее ветер усиливался и ноги среди бела дня сами несли меня к моим родственникам. Короткими перебежками от перелеска к перелеску я подобрался к тыльной стороне дома и остановился в не-решительности, не зная как мне дать знать о себе. На мою сторону вы-ходило только одно окно. Оно было занавешено одеялом, и я не мог видеть кто находится внутри. Стучать же мне не хотелось, чтобы меня не увидели случайные гости или Вадюха, младший брат жены, из опа-сения, что он может проговориться. Если бы менты узнали что я тайно прихожу к своим родственникам, то у них могли бы возникнуть серь-ёзные неприятности. А подводить мне их никак было нельзя.
В это время из соседнего дома вышел мужик и стал складывать в поленицу накиданные горой дрова. Меня от него закрывал только угол дома. А на той стороне озера в зоне прямой видимости тракторист па-хал частные огороды. В довершении ко всему я был замечен тёщины-ми гусями, и они громко гогоча пошли на меня в атаку. Пришлось палкой отгонять их. Так и не решившись постучать в окно, я ретиро-вался в кусты, которые находились напротив кухонного окна.
Через несколько минут из дверей вышел тесть и махнул мне ру-кой, чтобы я не выходил из-за кустов. Одевшись, он сначала сделал вид что направляется в сарай, а потом свернул к моему укрытию.
- Саня, хорошо тебя Ольга Витальевна увидела. Я сразу Вадика загнал в его комнату уроки делать. Будь аккуратнее и днём лучше не приходи. Тут за домом ведут наблюдение. На днях вертолёт низко -низко летал над землёй, облетал вокруг дома, зависал над кустами. Ты его не видел? -
- Нет, не видел, - ответил я, - меня здесь не было, я далеко в лес ухожу. -
- А позавчера смотрю на той стороне озера мужик ходит и в нашу сторону всё смотрит. Меня увидел, сразу стал делать вид что ветки со-бирает. Я забрался на чердак и стал наблюдать за ним из окна. А он за кустами спрятался, ветки руками раздвинул и на наш дом смотрит. -
- А кто он, местный? - поинтересовался я.
- Кто ж его знает, разве с такой дали различишь человека. Что ты за сумкой не пришёл, она три дня в кустах лежала. -
- Да я испугался, тут засада была, - три рыбачка на УАЗике при-езжали, чуть не напоролся на них. Пришлось в Бологовский район уходить.
- Я их видел, они тут несколько раз были, но сейчас их нет. А по-том я сумку сам убрал. Соседка дачница стала свою овчарку выгули-вать и я испугался что она найдёт её. Катюху каждый день на допросы в город вызывают и всё под вечер, чтобы опаздывала на последний ав-тобус и не на чем было домой ехать. Хоть и спрашивать её больше не о чем, она же не знает где ты, всё равно вызывают. Сначала в коридоре долго сидит, ждёт, потом вызывают, спросят всякую ерунду и отпус-тят. Короче издеваются. Она написала жалобу на них в прокуратуру, что имеет маленького ребёнка. Вроде сейчас отстали от неё. -
- А Николая Дубровина допрашивали? - поинтересовался я.
- Его на десять суток арестовывали и недавно отпустили. -
Потом тесть сходил домой и вынес мне чёрную вязанную шапку, топор, еду и ещё двести рублей денег. А с огорода принёс два боль-ших куска полиэтиленовой плёнки.
- Сделаешь себе навес или маленький шалашик, - пояснил он.
Получив всё необходимое и условившись о новой встрече в сле-дующее воскресенье в лесу, куда тесть должен был приехать на трак-торе якобы за дровами, я вернулся в лес и расположился недалеко от ЛЭП. Остаток дня решил провести здесь, чтобы утром опять уйти в Бологовский район.
Мои предположения о том, что налётом не РУВД мы болезненно укололи иудейскую власть в стране, подтверждались рассказами тестя о поисковых вертолётах, об арестах моих родственников и знакомых. Однако менты, применяя такие методы поиска, наврятли когда-нибудь меня нашли бы, если бы, конечно, им не помогла случайность. Но для профессионалов расчёт на случайность это позор и деградация. Меня же элементарно можно было выловить простым дедовским способом -прочёсывая лес с собаками. Только этого одного я по настоящему и боялся.
В весеннем лесу невероятно тяжело передвигаться из-за полово-дья, холода и других природно-климатических факторов. И я знал что в нынешней ментовке нет таких людей, которые были бы способны перенести хоть часть тех трудностей, которые я переносил сейчас. Для этого разжиревшим гаишникам надо было бы вылезти из комфортных автомобилей, где они привыкли восседать, собирая неправедную дань, и одеть болотные сапоги. Видел я в лесу оставленные засадами ма-ленькие кострища, возле которых они согревались и готовили себе пищу. Но они приходили, проводили пикник на природе, и уходили докладывать начальству, что диверсанты замечены не были. Но они и не могли бы заметить диверсантов, так как сами прежде попадали в их поле зрения. Я обнаруживал их по одному только запаху дыма от ко-стра. Чтобы меня поймать им надо было побегать по болотам, замочив при этом ножки, ни одни сутки помёрзнуть лёжа неподвижно в заса-дах. А без сильной идейной начинки люди на такой должностной под-виг никогда пойти не смогут. Получалось что я выживал благодаря физической и нравственной деградации представителей российской власти. Пойти на подобный шаг против советской власти хотя бы и времён застоя я никогда бы не решился.
К вечеру стал моросить промозглый дождь. Рядом с костром я сделал себе низкий навес из полиэтилена и под ним проспал всю ночь, вылезая только для поддержания огня. Ночью дождь перешёл в снег, и когда я окончательно пробудился, кругом всё было белым бело. При-рода приносила свои сюрпризы, оберегая меня от преследования и од-новременно самого изгоняя из леса.
Позавтракав, я по просеке ЛЭП, как и планировал, направился в Бологовский район. Хотя раны на ногах начали заживать, но ходить всё равно было ещё не легко. При движении в лицо мне дул холодный северный ветер со снегом, и если бы не принесённая тестем шапка, то вполне возможно что я мог застудить себе голову. Внутренне чутьё и на этот раз меня не подвело.
9 мая я вновь встретился с тестем. Он сообщил мне о последних новостях и пообещал через три дня привезти мне продуктов ещё. Но из-за слежки ему это сделать не удалось и я, гонимый голодом, снова ушёл в Болговский район. Там, отоварившись в магазине, я переспал ночь и на следующий день вернулся на старое место. Что-то во мне говорило, что прежде чем выйти из леса, я должен непременно схо-дить к своему товарищу Николаю Дубровину в Тубосс. Это говорение проявлялось в форме чётко возникающей мысли, и мысли явно чужой, так как вместе с нею возникали эмоции, которые обычно бывают при непосредственном общении людей. Обещание с Кем-то отличалось от других хаотических мыслей своей ясностью и силой убеждения, так что пройти мимо или отмахнуться от них было не возможно. К тому же сам я был сильно подавлен страхом, голодом, отсутствием средств и поэтому не строил никаких чётких планов на будущее.
О Коле и его взглядах я писал в 20 главе и хотя мы с ним по раз-ному смотрели на место Православия в жизни человека и общества, я продолжал считать его своим другом и надеялся получить от него по-мощь.

далее >>> часть 3